Муравьи

Комиссар Билсхейм с озабоченным видом приложил мясистый палец к губам.

– Само собой. Само собой.

– Пойду схожу за пожарными, – вызвался инспектор Гален.

– Валяй, а я пока опрошу малыша.

Комиссар указал на расплавленный замок:

– Это твоя мама сделала?

– Да.

– Она у тебя смышленая, как я погляжу. Насколько мне известно, не каждая женщина сумеет вскрыть бронированную дверь с помощью газового резака… Мало кто из них и раковину-то на кухне прочистить сможет.

Николя было не до шуток.

– Она собиралась искать папу.

– Да-да, прости… И сколько они уже там сидят?

– Два дня.

Билсхейм почесал нос.

– Зачем же твой отец туда полез, знаешь?

– Сперва он хотел найти собаку. А после – даже не знаю зачем. Он накупил кучу всяких железок и снес их вниз. Потом накупил уйму книжек про муравьев.

– Про муравьев? Разумеется, разумеется. – Комиссар Билсхейм, очевидно, сбитый с толку, лишь покачал головой и снова прошептал: – Разумеется, разумеется.

Дело принимало не лучший оборот. Комиссар не мог ухватиться за его суть. Ему было не впервой заниматься «особыми» случаями, можно даже сказать, он постоянно получал безнадежные дела. И все из-за одного из его основных талантов: на дураков он производил впечатление человека, который понимает их с полуслова.

То был врожденный дар. Когда Билсхейм был еще совсем мальчишкой, одноклассники обращались к нему, желая поделиться своими бредовыми фантазиями, и он с понимающим видом потряхивал головой, глядя в упор на собеседника, и всякий раз повторял: «Разумеется…» Это всегда срабатывало. Люди осложняют себе жизнь, придумывая всякие заумные слова и любезности, чтобы произвести впечатление на собеседника и понравиться ему; а Билсхейм заметил, что для этого и одного слова «разумеется» вполне достаточно. Вот вам еще одна раскрытая тайна межличностного общения.

В результате, что было очень занятно, юный Билсхейм, известный молчун, снискал себе в школе славу непревзойденного трибуна. Его даже просили читать поздравительные речи по случаю окончания учебного года.

Билсхейм мог бы стать психиатром, но мундир производил на него поистине неизгладимое впечатление. И на его фоне простая белая рубашка казалась совсем уж невзрачной. В нашем безумном мире полицейские и военные казались ему кем-то вроде знаменосцев, шагавших во главе отряда людей «здравомыслящих». Поскольку, даже прикидываясь, будто он понимает их с полуслова, Билсхейм презирал всех этих… дураков! Но больше всего ему досаждали людишки в метро, громко сокрушавшиеся по поводу своих бед и неудач, от которых им очень хотелось бы избавиться.

Когда Билсхейм поступил на службу в полицию, его дар быстро подметило начальство. И на него стали неизменно спихивать все потенциальные «висяки». По большей части многие из них так и оставались нераскрытыми, но, как бы там ни было, он брался за них, и на том спасибо.

– А еще спички!

– При чем тут спички?

– Из шести спичек нужно сложить четыре треугольника, если хочешь найти разгадку.

– Какую еще разгадку?

– Новый способ мышления. Другую логику, как говорил папа.

– Разумеется.

Тут мальчонка не выдержал:

– Ничего не «разумеется»! Попробуйте догадаться и сложить эти четыре треугольника. Муравьи, дядюшка Эдмонд, спички – определенно все это как-то связано.

– Дядюшка Эдмонд? Что еще за дядюшка Эдмонд?

Николя оживился:

– Это он написал «Энциклопедию относительного и абсолютного знания». Но он умер. Может, из-за крыс. Крысы загрызли насмерть и Уарзазата.

Комиссар Билсхейм вздохнул. С ума сойти! Кем станет этот малыш, когда повзрослеет? По меньшей мере пьянчугой. Наконец подоспел инспектор Гален с пожарными. Билсхейм посмотрел на него с гордостью. Ну и силен этот Гален! Даже слишком. Истории со всякими чокнутыми вызывали у него живейший интерес. Чем сомнительнее было дело, тем охотнее он за него брался.

Смышленый Билсхейм и ретивый Гален на пару официально представляли собой бригаду «специалистов по делам об умалишенных, которыми больше никто не хотел заниматься». Им уже поручали расследовать дела о «старушке, которую сожрали ее собственные кошки», о «проститутке, которая душила клиентов языком», а также дело о «мясниках-потрошителях».

– Ладно, – сказал Гален, – оставайтесь здесь, шеф, а мы полезем вниз и поднимем их на надувных носилках.

Мать, находившаяся в брачных покоях, перестала откладывать яйца. Она вскидывает единственный усик и требует оставить ее одну. Прислужницы исчезают.

Бело-киу-киуни, живая родительница, встревожена.

Нет, она не боится брани. Она уже успела выиграть и проиграть с полсотни войн. Ее тревожит другое. Тайное оружие. Та самая ветка акации, которая вращается и срывает купол. Не забыла она и рассказ 327-го самца о гибели двадцати восьми воинов, даже не успевших приготовиться к бою… Разве можно пренебрегать столь странными сведениями?

Только не сейчас.

Так что же делать?

Бело-киу-киуни вспоминает, как некогда ей уже пришлось столкнуться с непостижимым «тайным оружием». Это было во время войн против Южных термитников. Однажды ей доложили, что когорта числом сто двадцать воинов была – нет, не уничтожена! – а «обездвижена».