Читаем Муравьи революции полностью

В низких казематах морских крепостей сотни побеждённых, но не покорённых мятежников ждали своей участи. Военно-полевые суды при соблюдении всех ритуалов уже легально ещё несколько десятков матросов «подвергли расстрелу» и спустили в мутные воды Балтийского моря. Сотни мятежных бойцов пошли следом за своими братьями по каторгам и по далёким просторам Сибири.

Моряки отошли с поля первых битв, чтобы залечить тяжёлые раны, чтобы снова и снова готовиться к последнему решительному штурму.

По возвращении в экипаж нас встретил тот же офицер, который сопровождал нас на электрическую станцию.

— Забастовщики… Марш по ротам, с-с-сволочи… — прошипел он злобно и, повернувшись к нам спиной, пошёл прочь.

Вечером на поверку явился наш ротный командир, штабс-капитан армейской службы. Для командования машинными ротами почему-то морских офицеров не назначали, и ими командовали армейские офицеры, и лишь на судах машинные команды входили в подчинение морским офицерам.

Командир петухом подкатился к выстроившимся матросам и сиповатым голосом прокричал своё обычное:

— Здорово!

— Здравия желаем, — ответили мы ему в разноголосицу.

— Срамите её величества Гвардейский экипаж! Забастовщиков поддерживаете! Под суд, сукины сыны, хотите! Спе-ци-али-сты… сволочи…

Ротный дошёл до высшей степени раздражения и, не докончив своей злобной речи, убежал, предоставив закончить поверку фельдфебелю.

Жизнь в экипаже потекла своим порядком. Вырваться из экипажа случая не представлялось. Целые дни проводили за чтением брошюр и газет, которые дождём сыпались в те незабываемые дни.

Братва во 2-й роте скучала больше. Соколов в своих скорбных записках писал мне: «Тухнем мы, брат, здесь. Хоть бы на минутку выпустили: пьющего человека так закупорить. Зверство! Ты вот брошюры велишь читать, а я не могу: буквы, как рюмки, на столе прыгают. «Новый закон» начал читать, на второй странице заснул. Не заставляй ты меня их читать, я и так пойду, когда понадобится. Ребята вот читают, ну и пусть их. Послать бы за половинкой, да грошив нима. Э-эх, Петро, тяжка доля».

Дня через три после нашего возвращения в экипаж ко мне забрёл мой земляк, гвардеец Преображенского полка Знаменский. Детина огромного роста и чрезвычайной силы: когда мы ехали из Иркутска в Петербург новобранцами, Знаменский на станции «Тайга» забрался к томичам в теплушку, выпил с ними, а потом поссорился и выкинул их всех из теплушки.

Знаменский входил в ревгруппу 1-го батальона. Знаменский мне рассказал, что батальон был наряжён охранять Николаевский мост во время демонстраций, но отказался идти. Отказалась также выступить часть Московского полка и заперлась в казармах. В Гренадерском полку дежурный офицер застрелил солдата, который заявил, что гренадеры выступать против рабочих откажутся; в полку по этому поводу произошла волынка: побили офицеров и «шкур». Полк заперт в казармах, и, кажется, четыре человека арестовано, несколько рот обезоружено.

— Говорят, что нас также будут разоружать.

— А как себя держат преображенцы?

— Спокойно: пусть, говорят, разоружают.

— Арестов у вас не было?

— Арестов не было, но офицеры всё время дежурят по ротам… Я зашёл тебе сказать, чтобы ты пока избегал заходить, а то неровен час — ещё схватят. Волынка может выйти. А мы решили пока ограничиться отказом от выступлений против рабочих.

Информация Знаменского была весьма важной. Хотя военная организация, наверно, была в курсе дел, я всё же послал Знаменского туда с запиской, чтобы они информировались у него о положении в Преображенском полку.

Товарищи по роте также приносили много новостей:

— Народ по улицам всё кучками, митингуют. А на Офицерской, у Совета, проходу нет. Народу уйма и шпиков бьют: как подберётся шпик к Совету, так хватают и бьют, только ноги под головами мелькают…

Получилось известие о втором восстании севастопольских матросов.

В этот же вечер получили кучу листовок по поводу событий в Севастополе. Говорилось, что севастопольцы опять восстали, однако никаких подробностей о том, все ли матросы восстали или только какая-либо часть, не было. Только дня через два удалось узнать, что восстал крейсер «Очаков» под командой лейтенанта Шмидта, что восстание остальными судами поддержано не было.

Братва опять заволновалась:

— Что же это? Опять поодиночке начинаем.

Вечером собрались представители от рот: я им прочёл две выпущенные социал-демократами листовки. В листовках говорилось:

«…Сделайте же требования кучки сознательных солдат требованиями всей армии, соединяйтесь же в один союз для защиты их. Копите свои силы, не губите своих лучших людей разрозненными, частичными бунтами. Начальству только наруку такие бунты: они помогают ему разбить вас по частям… Копите свою силу, объединяйтесь, чтобы одним ударом свергнуть тех, кто смеётся над нуждой солдата, кто давит его, как и весь народ»

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары