Читаем Муравьи революции полностью

— Возьмите с собой несколько надёжных товарищей и, если можно, вооружитесь револьверами и вот по этому адресу явитесь в распоряжение василеостровской дружины сегодня же ночью.

— А в чём дело? — спросил я.

— Ходят слухи, что сегодня будет погром: установлено, что некоторые дома, где живёт много студентов, черносотенцы отмечают крестиками мелом.

Я срочно собрал представителей кружков и сообщил им о приказе военной организации. Выяснилось, что без особого риска могут отлучиться человек восемь. Наметили людей и поручили снабдить их по возможности револьверами. После поверки мы поодиночке вышли из экипажа и отправились на Васильевский остров. Адреса не припомню, в памяти остался какой-то большой дом, довольно богато обставленный.

Дружинников собралось человек двадцать пять: нас восемь человек, рабочие и студенты. Все мы, не раздеваясь, легли вповалку на полу, лишь только начальники дружины дежурили у телефона. В пять часов утра нас распустили по домам. Мы вернулись в экипаж. Слухи о погромах продержались ещё несколько дней, а потом заглохли.

Встреча с Шеломенцевым

На одном из военных совещаний в Технологическом институте меня познакомили с матросом 14-го экипажа Шеломенцевым, предварительно мне сообщив, что Шеломенцев ставит вопрос об организации восстания петербургских экипажей.

— Поговорите с ним. С этой затеей надо быть осторожным.

Смугловатый, с симпатичным открытым лицом, Шеломенцев представлял собой типичную фигуру матроса-агитатора того времени. Полный огня, нетерпеливый, энергичный, он рвался к бунту и тянул за собой всех, кого мог только зацепить.

Шеломенцев крепко пожал мне руку.

— О вас я давно слышал. Наша братва в ваших кружках бывала и говорила мне о вашей работе. Встретиться до сих пор не удавалось.

О Шеломенцеве и я не раз слышал. Он за агитацию в войсках уже год в дисциплинарке просидел и из Кронштадта был переведён в 14-й экипаж.

— Я вот толкусь тут, чтобы добиться некоторого контакта в работе, да туго что-то: все заняты работой Совета. У меня братва кипит, говорить нельзя — кричат, что наших в Кронштадте расстреливают, а мы спим.

Настроение это надо использовать.

— А что вы думаете делать? — спросил я Шеломенцева.

— Надо выступить; команда всё равно выступит. 18-й экипаж тоже можно поднять. Волынка может получиться солидная. Ваше воззвание я читал, работа у вас, должно быть, хорошо идёт. Если бы ваши выступили… как вы думаете?

Я ему рассказал, как обстоит дело в Гвардейском экипаже, что половина команды ещё на судах и что настроение у нас значительно слабее, чем в 14-м экипаже.

— Надо узнать, как военная организация к этому относится. Толкались вы к ним?

— Толкался, да осторожничают больно.

В военной организации действительно осторожничали:

— Надо избегать выступлений, силы зря тратим. Нам предложили увязаться, но преждевременно не выступать.

С Шеломенцевым мы уговорились видеться чаще. Я простился с ним и вернулся в экипаж.

«Литературная» беседа с адмиралом

Раз, возвратившись из города, я принёс много новой литературы. Разложив её на скамейке, я тут же присел и углубился в одну из брошюрок. Увлёкшись, я не заметил, как в пекарню вошёл командир экипажа контр-адмирал Нилов. Поздоровавшись с матросами, он подошёл ко мне и потрогал меня за плечо. Взглянув на адмирала, я, как ошпаренный, соскочил и вытянулся в струнку.

— Как твоя фамилия?

— Никифоров, ваше превосходительство.

— Ты что же это, не хочешь подняться, когда начальство входит?

— Виноват, ваше превосходительство, увлёкся чтением и не заметил.

— Чтением? А что ты читаешь? Э-э, да это что, у тебя целая библиотека? Зачем же так газет много?

Адмирал палкой потыкал в пачку газет и вопросительно посмотрел на меня. «Врать надо», — мелькнуло у меня в голове.

— Накопилось, ваше превосходительство; покупаем, прочитаем, а потом на цыгарки, а иногда печи растапливаем.

— А почему эти книги? Откуда их берёте?

— Часть книг — из библиотеки, некоторые — купили. Все — грамотные, читают. Хотел в библиотеку унести…

— А-а которые купили книги, ротному показывали? Разрешил?

— Точно так, ваше превосходительство, — разрешил, — врал я немилосердно.

— Хорошо, что книги читаете. Только всегда, как купите книгу, сначала ротному покажите, можно её читать или нет.

— Есть, ваше превосходительство.

— А за что тебя на пекарню поставили?

Я готов был провалиться, лишь бы не отвечать на этот вопрос.

— Выпил лишнее, ваше превосходительство.

— Ну, врёшь, брат, за это на пекарню не ставят. Наскандалил, наверное?

Я целомудренно покраснел и почтительно промолчал.

— Читать полезно, но нужно быть внимательным и замечать, когда начальство входит.

Адмирал, опираясь на палку, вышел.

— Ну, брат, твоё счастье, что не «шкура» или не ротный влез. И как ведь подобрался, что никто не заметил. А врал же ты, парень. Откуда и бралось у тебя это.

Я и сам не соображал, как всё произошло. Когда адмирал вышел, с меня как гора свалилась:

— Ребята, давай скорее прячь и бегите по ротам, чтобы пришли и всё забрали. А то адмирал ещё по глупости с кем-либо поделится, и могут нагрянуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары