дело. Видим два «Муромца». Один около дороги на Изборск, а другой — на Запсковье около того места, где
мы садились в прошлом году.
Решаем садиться на Запсковье. Там уже горит костер. Садимся. Оказывается, сидят у Изборской
дороги Башко и Лавров. А Алехнович сел верстах в пятнадцати в каком-то имении. В воздухе показываются
корабли: один, два, а сбоку и третий. Спешно оттаскиваем свой в сторону при помощи публики и солдат.
Народу — масса. Приходится очищать аэродром. Один за другим садятся корабли. Садится Головин, его
оттаскивают. Потом Шаров, тянут и его. Наконец, третьим оказался Алехнович. Чудная картина сбора целой
эскадры. Корабль медленно останавливается. Из него высыпают люди, а некоторые прыгают еще на ходу, ко-
рабль даже еще не остановился. «Как с трамвая!» — говорит кто-то.
Алехнович привез целую корзину грибов, набрал в лесу имения. Вот когда я вспомнил рыжички и
пожалел, что мы не набрали. Ведь несколько фунтов ничего не значат. Но как-то не пришло в голову. Все
житейское казалось таким ненужным. Корабль Алехновича так качало, что двое заболели морской болезнью и
лежали плашмя.
Какая, в сущности, красота этот перелет! Ведь целых 580 верст. Шесть кораблей вылетели, и все
шесть прилетели благополучно. Это экзамен нешуточный, и говорит он, что «Муромцы» годятся, и даже
очень. А три корабля прилетели даже прямиком, нигде не садясь. Весь перелет — пять часов с минутами. У
нас — 5 ч 36 мин, а мы еще уклонялись от курса.
И вот поселились мы в Пскове. Ждем, когда придут наши эшелоны. Остановили эшелон, везший в
эскадру автомобили, и получили два автомобиля «Кейс». Приехал Горшков. Он вместе со Смирновым вел 8-й
корабль (бывший наш). Но у них по дороге сломался один мотор, и они сели около Режицы. Шоферов еще нет,
и потому на одном «Кейсе» ездит Шаров, а на другом шофером сел я. Возил Горшкова, и он мое управление
одобрил. Это много значит.
Подошел наш эшелон. «Илью» закатили в палатку. Эскадра выбрала аэродром и помещения в
сельскохозяйственной школе в трех верстах от города за железной дорогой. Часть кораблей перелетела туда.
Мы же упорно пока остаемся здесь и занялись переделками в корабле. Сделали
«Илья Муромец» на аэродроме в Пскове.
Несчастный случай с мотористом 2-корабля Ушаковым. В центре штабс-капитан Панкратьев, справа
— штабс-капитан Колянковский.
вторую дверь для пулеметов, уключины впереди и в среднем верхнем люке. Нос весь застеклили.
Теперь в корабле светло и уютно.
Переделали рукоятки газа. Сделаны они так: общая рукоятка передвигается с четырьмя малыми
рукоятками и тянет все четыре троса, уменьшая или увеличивая газ всем моторам сразу. Малые рукоятки на
доске позволяют регулировать газ каждому мотору отдельно. Оно и раньше так было, но малые рукоятки
были грубоваты и не давали возможности тонко регулировать газ на каждом моторе.
При запуске моторов один из них чихнул и переломил руку Ушакову. Я вертелся в корабле и, кажется,
помешал Мюллеру. Во всяком случае, это произошло от его ошибки в контакте. Все растерялись. Я определил
простой перелом плечевой кости и, приложив палочки, перевязал руку. Кроме того — надрыв промежности,
так как лопастью попало по ягодице. Скорее в лазарет. Там говорят, что все будет хорошо. Но на душе
чертовски неприятный осадок.
ЗЕГЕВОЛЬД. БОЕВЫЕ ПОЛЕТЫ
Переходим на Рижский фронт. Поехали искать базу. Нашли в Зегевольде, тридцать верст от Риги.
Говорят, что хорошо. Мы уже отдохнули душой в Пскове, познакомились кое с кем в городе, раза три даже
кутнули. Однажды, помню, провожал я кого-то из артисток театра, попавших в нашу компанию. Пока болтал
еще у подъезда, извозчик уехал. Город незнакомый. Где я — не соображаю. Как будто в северо-восточной
части города. Вынул компас и пошел на запад, пока не увидал колокольню Псковского собора в детинце
(кремле). Тогда уже сориентировался и попал к себе в гостиницу.
Только пришел, подходит Панкратьев. У него — тот же номер. Он где-то играл. Выходит —
извозчиков, конечно, тоже нет. А без них при плохом знании географии приходится трудно. Пошел по одному
направлению, дошел до какой-то окраины. Повернул обратно и опять по прямой. Прохожих — ни души; звезд
нет — облака. Шел, пока не увидал ту же колокольню. Тогда сориентировался. Много хохотали.
Делаем пробные полеты. Один раз буквально стояли в воздухе, такой наверху сильный ветер.
Прижмешь — идет вперед, начинаешь брать высоту — стоит на месте. Вспомнил рассказы с фронта: «Немец
прилетел и стоит, а наши так не умеют...» До чего еще серая наша публика!
Прямиком из Лиды прилетел на «Вуазене» Крутень (будущий знаменитый ас. —
отчаяннейшие спирали с креном больше 100 градусов. Попросился к нему пассажиром.
—
Только ты меня не вытряхни.
—
А ты привяжись.
Ну и закрутил! Я одно время ориентировку потерял, где земля и где небо. Ощущение занятное, хотя я
предпочитал бы быть на пилотском месте. Не так ясно, что делается.
Наши Лавров и Шаров летают на «Сикорском-16». Его называют истребителем, но скорость мала, и