Мушкетер

– И это меня спас ваш отец своим покаянием. Но я более не желаю слышать это имя, – сказал он. – Карлуш душ Барруш, сын генерала Оливейро душ Барруша, не может быть ростовщиком. Я – Исаак Лакедем, Вечный Жид, ненавистный добрым христианам, – господин Лакедем вздохнул. – И так же, как мой знаменитый тезка и однофамилец Агасфер, я хочу оставить Францию, я хочу уехать в Рим. Правда, тот Агасфер мечтал попасть туда для того, чтобы получить от папы римского отпущение грехов и избавиться, наконец, от тяготившего его бессмертия. Я же всего лишь хочу оказаться под защитой давних моих друзей, занимающих видное положение в еврейской общине Вечного города. Надеюсь, что вскоре мне удастся это сделать. Карл-Эммануил[6] , герцог Савойский, предложил мне должность придворного финансиста, и я думаю согласиться... – он похлопал себя по груди. – Я все время ношу при себе письмо, подписанное герцогом. Как будто талисман, оберегающий меня от злых духов прошлого. От Турина до Рима ближе, чем от Парижа... – он помолчал немного, потом добавил: – Вот и вся история.

– Постойте! – сказал я. – Вы не сказали – при чем тут дон Жаиме? За что он преследовал моего отца?

Исаак Лакедем помрачнел.

– Дон Жаиме душ Сантуш – сын убитого нами изменника, – ответил он глухо. – Он утверждал, что это было именно убийство, а не поединок. Он поклялся, что не успокоится до тех пор, пока не отомстит за смерть дона Жоано вашему отцу и мне. Однажды он появился в Ланне – вскоре после того, как ваш отец оставил службу у короля Генриха Наваррского. Он описал мне эту встречу в письме. Выражал сожаление, что дон Жаиме застал его врасплох, и Авраам не мог показать ему свидетельства вины его отца. Они дрались на шпагах. Ваш отец сообщил, что заколол своего противника. На свою беду, он ошибся...– Лакедем подошел к окну. С изумлением я увидел, что уже наступило утро. – Теперь вы знаете эту тайну. Авраам ду Пирешу мертв. Но дон Жаиме не успокоится, пока жив я. И, значит, можно ожидать его появления в Париже. Будьте осторожны – выслеживая меня, он может выйти и на вас. Не думаю, что он перенес свою старую вражду и на детей Авраама – в этом случае он бы уже нашел вашего старшего брата, оставшегося в Гаскони. Но здесь, в Париже, он может счесть вас преградой для своих замыслов относительно моей судьбы.

Глава седьмая, в которой я принимаю важное решение и узнаю важную новость

На прощание старый ростовщик еще раз пригласил посещать его дом, но соблюдать при этом всяческую осторожность. «Чтобы не стать однажды жертвой жаждущего мести дона Жаиме или, того хуже, тайных агентов Священного судилища», – пояснил он. Уже у двери господин Лакедем вручил мне увесистый кожаный мешочек. Мне не хотелось принимать от него денежную помощь, но он не слушал моих отговорок, утверждая, что очень многим обязан отцу. Впрочем, отказывался я не очень решительно: в моем положении вечной нехватки денег, такие подарки таят изрядное искушение.

В мешочке оказалось не меньше тысячи пистолей. При других обстоятельствах внезапное богатство изрядно подняло мне настроение, сегодня же оно казалось ненужным.

Я покинул дом Исаака Лакедема, чувствуя себя постаревшим лет на десять. Мне даже казалось, что моя походка стала старческой, а плечи поникли под тяжестью рассказа ростовщика. Каждый шаг давался мне с трудом. Дом Исаака Лакедема, куда привела меня судьба или случай, теперь словно привязал меня к себе сотнями невидимых нитей и не желал отпускать. Разгоряченное воображение то и дело вызывало картины страшного прошлого, о котором поведал друг моего отца. Я никак не мог заставить себя уйти отсюда, мне все время казалось, что я забыл спросить о чем-то очень важном.

Между тем солнце поднималось все выше, на улице появились первые прохожие. Прогрохотала карета, проехали несколько всадников. Эти звуки и поднявшийся ветер словно отрезвили меня. Утренняя прохлада охладила мое горевшее от возбуждения лицо. Глубоко вздохнув, утерев краем плаща покрытый испариной лоб, я медленно пошел по улице в сторону гвардейских квартир.

Итак, тайна гибели моего отца была раскрыта. Теперь я знал если не все, то вполне достаточно. Понятной стала и отцовская тревога по поводу моих вылазок в испанские владения. Как я предполагал, не только и не столько в еврейском происхождении таилась опасность для членов семьи ду Пирешу – де Порту. Куда опаснее было то, что Авраам ду Пирешу убил тайного осведомителя инквизиции, а кроме того, похитил позорный наряд из часовни. Последнее, наверное, могло рассматриваться инквизиторами как отказ от покаяния, и значит, отец мой в их глазах превращался в закоренелого еретика, а значит должен был отправиться на костер.