Мушкетер

– Чтобы вы знали, какие испытания выпали на долю Авраама ду Пирешу, когда он был моложе вас, своего младшего сына, – просто ответил он, и моя ненависть улеглась так же быстро, как и появилась.

Мы вернулись каждый на свое место, и я заставил себя допить вино.

– Это произошло в 1588 году? – спросил я вдруг. Перед глазами моими вновь встало позорное платье моего отца с надписью «1588. Авраам. Еврей-еретик».

Ростовщик удивленно взглянул на меня.

– Да, в 1588 году, в июне, – ответил он. – Как вы догадались?

– Вы же сами сказали, – я не хотел рассказывать, что храню санбенито отца.

– Я сказал?

– Ну да, вы же только что сказали, что ему было тогда семнадцать лет. Мой отец родился в 1571 году. Что было дальше?

– Авраам ду Пирешу был освобожден из застенка. Инквизиторы учли его раскаяние и молодость. Однако его жизнь отныне превратилась в жизнь прокаженного. Прежние друзья чурались его, новых он завести не смог. Собственно говоря, верность ему хранила только его невеста – юная Сарра душ Сильва. Несмотря на то, что родители ее, господа душ Сильва, отказали несчастному Аврааму от дома.

– Так звали мою мать... – пробормотал я в некоторой растерянности. Вообще, рассказ ростовщика то и дело отсылал меня к событиям знакомым или узнаваемым. – Но что заставило ее родителей столь жестоко отнестись к моему отцу?

Господин Лакедем пожал плечами.

– Трудно сказать, чего в их отношении было больше, – ответил он. – Возможно, они опасались того, что гласная слежка за помилованным и раскаявшимся еретиком навлечет подозрения и на тех, с кем он общается. Но, скорее всего, причина была в ином... – он вдруг замялся.

– В чем же? – спросил я нетерпеливо. – Говорите, говорите же, сударь, вы ведь уже и так сказали немало!

Господин Лакедем отвел взгляд.

– Вскоре после того, как инквизиция объявила о помиловании вашего отца, – ответил он, чуть понизив голос, – начали ходить упорные слухи, что он купил себе жизнь ценой предательства. То есть, Авраам ду Пирешу согласился стать негласным осведомителем Священного Трибунала и доносить инквизиторам на тех конверсос, которые были тайными иудеями.

– Этого не могло быть! – гневно вскричал я. – Никогда мой отец не пошел бы на предательство ради того, чтобы купить себе жизнь!

Исаак Лакедем молча кивнул.

– Вы правы, – сказал он. – Так же думала и госпожа Сарра душ Сильва, и единственный друг вашего отца, оставшийся ему преданным – дальний родственник Сарры Карлуш душ Барруш. Более того – они знали, что Авраам, раскаиваясь в не совершенных грехах, думал и о своей невесте. Может быть, в первую очередь. Несмотря на молодость, был он человеком очень сильным и стойким. Если бы не мысль о том, что Сарра может стать следующей жертвой инквизиторов – в том случае, если он не согласится на позорную процедуру и проявит себя закоренелым еретиком, – мысль эта, возможно, более всего повлияла на его поведение. А в случае ареста Сарры ее родственник Карлуш – как я уже говорил, друг Авраама, сирота, воспитывавшийся в доме господ душ Барруш, – тоже оказался бы в застенках. И ему, возможно, пришлось бы хуже, чем Аврааму – поскольку однажды, в ранней юности, он уже каялся в тайной приверженности иудейским обрядам. Даже при повторном раскаянии его жизнь ничто не могло спасти... – мой собеседник устало протер глаза. – Да, господин... э-э... господин Портос, поведение Авраама в инквизиции диктовалось не столько его молодостью и естественным желанием уцелеть, сколько стремлением спасти от мук людей, которых он считал близкими себе.

– Почему же к нему так отнеслись после освобождения? – спросил я.

– Потому что в среде конверсос Порто ходили упорные слухи о том, что инквизиция располагает сведениями обо всех, кто продолжает тайно сохранять приверженность вере отцов. И слухи эти подтверждались арестами, которые то и дело происходили в столице. Эта ужасная жизнь продолжалась несколько лет. Но в девяносто втором году Аврааму и его другу удалось выяснить, что предателем и доносчиком был некий Жоано душ Сантуш. Авраам выследил Жоано однажды вечером, когда тот направлялся из здания Священного трибунала, закрыв лицо плащом. Авраам ду Пирешу убил его...

Услышав имя доносчика, я приподнялся из кресла. Ведь именно этим именем были подписаны найденные мною документы.

Ростовщик неверно истолковал мое движение как возмущение и поспешно сказал: