Мушкетер

– Нет-нет, это отнюдь не было убийством из-за угла! Это был настоящий поединок. Авраам сражался открыто, позволив противнику воспользоваться оружием. При этом он запретил вмешиваться своему другу Карлушу душ Барруш, взяв с него слово, что тот обнажит свою шпагу только в случае, если сам Авраам на этой дуэли погибнет. Его противник, Жоано душ Сантуш, был опытнее и физически сильнее. Тем не менее, ваш отец убил его. Думаю, это был настоящий Божий суд, ничем другим невозможно объяснить такой результат. После того, как Жоано испустил дух, Авраам нашел во внутреннем кармане его платья доказательства вины – донос на тайных иудеев и список тех, кого ему удалось выследить. Он приколол к груди дона Жоано записку, в которой назвал убитого доносчиком и предателем.

Так вот что представляли собой пожелтевшие листы, обнаруженные мною в сундуке вместе с нарядом, который ростовщик назвал санбенито! Донос и список тех, кого инквизиция должна была арестовать!

– После этого поступка друзья решили бежать из страны, – продолжил свой рассказ Исаак Лакедем. – Их судьбу решила разделить и Сарра душ Сильва. А вернее сказать, Сарра ду Пирешу – ваши родители втайне обвенчались за два года до того... Перед побегом дон Авраам совершил еще один дерзкий поступок: ночью он проник в часовню при Священном Трибунале и выкрал висевшее там его санбенито – одежду, на которой было начертано его имя и слова «еврей-еретик». Именно в этом грубом балахоне он в свое время прошествовал от темницы на площадь, в этом балахоне он стоял коленопреклоненным на помосте, в то время, как собравшаяся на площади толпа смеялась и улюлюкала. Таково было правило: после «акта веры», – ростовщик указал большим пальцем через плечо, на закрытую шторой картину, – санбенито всех приговоренных, и казенных, и помилованных, вывешивались в часовне Священного трибунала. В назидание другим. Авраам ду Пирешу сказал, что желает сохранить этот символ своего позора – для того, чтобы никогда не забывать о причинах, побудивших его бежать из родного города.

После долгого молчания я спросил:

– А что стало с его другом? С Карлушем душ Барруш? Он остался в Порто? Он жив?

– Жив, – ответил Исаак Лакедем. – Карлуш бежал из страны вместе с Авраамом и Саррой. И точно так же получил от короля Генриха IV письмо о натурализации. Ваш отец принял имя Авраам де Порту. В этом проявилась его ирония к определению «португальский купец». Он вообще был очень ироничным, насмешливым человеком, ваш отец, Исаак... то есть, я хотел сказать – господин Портос. Даже после ужасного судилища он нашел в себе силы пошутить. Шутка была злая, ее повторяли многие, кто злорадствуя, кто негодуя. Ваш отец сказал: «Инквизиция – это когда один крещеный еврей отправляет на костер другого крещеного еврея по доносу третьего крещеного еврея». Так он сказал, Авраам ду Пирешу, ваш отец, потому что среди инквизиторов было много наших соплеменников, да и доносчик Жоано душ Сантуш тоже принадлежал к «новым христианам».

– Это отвратительно... – пробормотал я. – Это не просто предательство – это братоубийство.

– Отвратительно? Согласен. Но не более отвратительно, чем преследовать несчастных, виновных лишь в отказе от употребления свинины. И уж во всяком случае, не отвратительнее того рвения, с которым французы-католики и французы-гугеноты резали друг друга до недавних пор, – ответил Лакедем. – Что же, мне осталось рассказать совсем немного. Ваш отец сначала поселился в Беарне, служил при дворе великого Генриха. Затем перебрался в Гасконь, где родились и вы. А его друг отправился дальше, в Париж. Он тоже взял себе новое имя. И, поскольку не испытывал особой тяги к военной карьере, предпочел финансы. Так появился на свет ростовщик Исаак Лакедем.

Я не мог сдержать изумленного возгласа – немолодой человек, сидевший передо мной, не был похож на дерзкого мстителя или беглеца от инквизиции.

– Как?! – вскричал я. – Вы – Карлуш душ Барруш? Вы помогали моему отцу отомстить предателю? И бежали вместе с ним?

Хозяин дома кивнул.