Мушкетер

Она не ответила. Вряд ли ее убедили мои слова. Я и сам не был уверен в сказанном.

Вновь над ночною рекою воцарилась тишина. Из-за густого тумана я не мог понять, далеко ли мы уже отошли от французского берега.

Неожиданно Мушкетон перестал грести и прислушался. Я последовал его примеру. Лодка продолжала медленно двигаться. Еще несколько мгновений, и я почувствовал, как днище зацепилось о камень, затем нос лодки мягко уткнулся в песчаный берег. Посудина Якопо остановилась.

Выбравшись на сушу, мы с Мушкетоном помогли покинуть лодку остальным. Затем мой слуга и Юго вытянули лодку и укрыли ее в прибрежных зарослях. После этого я сказал своим подопечным, молча окружившим меня:

– Здесь, на берегу, нужно будет соблюдать еще большую осторожность. Как я уже говорил, в окрестностях много солдат, испанских и савойских. Письмо, подписанное советником герцога, может послужить охранной грамотой. Но лучше бы нам вообще ни с кем не сталкиваться. Мы пойдем вдоль берега. Я – впереди, Мушкетон – позади. Постарайтесь идти как можно тише.

Между тем, ночь уходила, и вместе с нею уходил туман. Мы прошли не более четверти пути, а уже совсем рассвело. Как ни странно, но теперь, когда нас не скрывали ни ночная темнота, ни речной туман, когда нас могли увидеть испанские или савойские солдаты, я почувствовал себя куда бодрее и спокойнее. Нет, не Лету мы пересекли, а всего лишь границу. И не души сопровождал я, а измученных, бледных, но живых людей. И люди эти были очень дороги моему сердцу.

Вскоре мы добрались до города, который еще в Париже я определил конечной точкой нашей экспедиции. Когда мы подошли к воротам, он только пробуждался от сна. Сонные солдаты в медных касках, стоявшие с внешней стороны, скользнули по нам ленивыми взглядами. Мы не привлекли их внимания – несмотря на то, что, как мне казалось, являли собою живописную группу. Беспрепятственно пройдя по узким улицам, мы вышли на небольшую площадь перед приземистым собором, увенчанным фигурой ангела, держащего огромный крест. Здесь я, наконец-то, остановился и обратился к господину Лакедему – душ Баррушу:

– Ну вот, дон Карлуш, – и я сам удивился тому, как явственно дрожит от волнения мой голос, – мы прибыли во владения его высочества герцога Савойского, как я вам и обещал. Теперь вы, наверное, сможете занять пост финансового советника Карла-Эммануила. На свежей упряжке отсюда до Турина можно добраться за пять-шесть часов. Хотя я посоветовал бы вам поскорее перебраться в Рим. Там, под покровительством ваших влиятельных друзей, вы сможете не опасаться ни мести Жаиме душ Сантуша, ни инквизиции. А мне пора! К сожалению, здесь мы расстанемся. Меня ждет служба.

– Как, вы намерены вернуться в Париж? – он посмотрел на меня, как на безумца. – Вы ослушались приказа всесильного кардинала – и так спокойно говорите о своем возвращении туда, где он, несомненно, отправит вас в Бастилию?!

– Я сказал, что мне приказано доставить вас в Барселону, – объяснил я. – И это – Барселона. Вернее, этот милый городок зовется Барселоннетой[9] , маленькой Барселоной. Райский уголок! Ну же, господин Лакедем, пойдемте! На нас уже глазеют зеваки! Нужно найти место для ночлега, и, мне кажется, вот эта уютная гостиница вполне подойдет!

Господин Лакедем отшатнулся.

– Но я же читал приказ! Там говорилось о Барселоне, а вовсе не... Вы осмелились сыграть с его преосвященством такую шутку?! – с ужасом вопросил он. – Вы понимаете, что он может сделать с вами, когда узнает?

Я пожал плечами и постарался улыбнуться как можно беспечнее – несмотря на то, что у меня на душе скребли кошки.

– Ничего он не сделает! – ответил я. – Ничего. Не волнуйтесь, господин душ Барруш! Ведь я выполнил приказ его преосвященства в точности. Ну, а география – у меня всегда были проблемы с географией. Но разве можно наказывать за это королевского гвардейца? – и я торжествующе расхохотался, весело подмигнув ростовщику. – Я же не школяр!

Он, конечно же, не разделил моего веселья.

– Поедемте с нами, – предложил он. – Поедемте, у его высочества найдется место для такого прекрасного солдата как вы!

Я покачал головой.

– Я присягал королю Франции, – ответил я. – Поступить на службу к другому монарху, значит, нарушить присягу. Единственным достоянием дворянина является честь. Изменив присяге, я утрачу ее – и, значит, утрачу это единственное достояние, стану по-настоящему нищим. Презренным нищим, господин душ Карлуш.

Вторую причину я ему не назвал. Я не стал напоминать ему, что смерть моего отца все еще остается неотомщенной. Дон Жаиме душ Сантуш, если правильным было мое представление об этом человеке, непременно разыщет меня – в Париже. И тогда я смогу сдержать слово, данное самому себе над могилой Авраама де Порту.

В глазах Лакедема–душ Барруша заблестели слезы. Он порывисто обнял меня. Я поспешил освободиться от его объятий. На нас уже уставились ранние зеваки – по счастью, их пока что было немного.