След конструктов Вячеслава Иванова в приведенной цитате из статьи «О реалистах»[173]
неслучаен: выстраивая свою концепцию взаимоотношений «интеллигенции и народа», Блок артикулирует представление об индивидуалистической «единичности», парциальности, а также «оторванности» «души» интеллигента (и, соответственно, на тот момент – «мистиков и символистов») от «народа», понятого как «общее» и «целое». При этом он прибегает к традиционной топике мировой гармонии, противопоставляя «голос одного», музыку «оторванной» души «звездного» интеллигента и «мировую музыку», соотнесенную с народным гармоническим целым, с «голосом толпы», – как бы погружая мотивы «мировой музыки», традиционной природно-космической гармонии в общественно-политический контекст. Описание народной души в музыкальных терминах отчетливо видно и в первой рецензии Блока на «Венок» Брюсова (январь 1906 года), где фигура автора подается в контексте построений Иванова о снятии разрыва между «поэтом» и «народом»[174]: «Орфей – уже не жених, не сновидящий отрок. Он – предводитель других хоров. <…> Он строит новую лиру, „ответственную“ за все и на все, о чем поет народная душа на площади и в дальних морях, текущих кровью; он – певец Брута и Робеспьера, и гражданской, и племенной войны, и Афин, и Парижа, и Цусимы и Москвы» [Блок VII, 181]. Как и в статье «О реалистах», в этом фрагменте «музыка», «пение» «народной души», на которое откликается своей лирой Орфей-Брюсов, соотнесена с «ветром событий», а именно с общественно-политической тематикой, причем взятой как из прошлого (Великая французская революция), так и из самого актуального настоящего – войны «племенной» (русской-японская война) и «гражданской» (революция 1905 года)[175].Как видно из приведенных выше примеров, «мировая музыка» связывается Блоком с революцией, «голосом толпы», благодаря чему образность музыкальных стихий, природного мелоса приобретает в его текстах общественно-политическое звучание.
Процитированные выше фрагменты следует дополнить еще одним важным документом. В конце 1907 года Блок получил в подарок книжку Л. Я. Гуревич, посвященную Кровавому воскресенью и предшествовавшим ему событиям. Книга была написана на основе опросов участников и свидетелей произошедшего, главным образом петербургских рабочих, и в этом смысле несомненно представлялась Блоку адекватной фиксацией «гласа народного». На уже знакомых нам мотивах «двух голосов»[176]
, «голоса» «большого моря»[177] (ср. также морские мотивы в «Голосах скрипок»), репрезентирующегоСпасибо Вам за Вашу книгу от всей души. Сейчас, ночью, я прочел ее, не отрываясь, с большим напряжением. Хочу сказать Вам, что услышал голос волн большого моря; все чаще вслушиваюсь в этот голос, от которого все мы, интеллигенты, в большей или меньшей степени отделены голосами собственных душ. Сейчас моя личная жизнь напряжена до крайности, заставляет меня быть рассеянным и невнимательным к морю. Но верно, там только – все пути. Может быть, те строгие волны разобьют в щепы все то тревожное, мучительное и прекрасное, чем заняты наши души [Блок 8, 221-222].
В этом контексте особое значение начинает приобретать один из «голосов» «мирового оркестра»,