Musica mundana и русская общественность. Цикл статей о творчестве Александра Блока

Описание всевозможных видов и оттенков хулиганства и хамства по отношению к искусству можно растянуть до бесконечности; есть порожденное революцией, есть не с ней начавшееся, и не с ней кончающееся, извечное, «рассейское» или еврейское, талантливое или бездарное, более и менее разлагающее; я веду речь к тому, чтобы указать, что общий уровень отношения к искусству в русских журналах и газетах, отношения не по чину, ведет за собою ослабление интереса, подозрительность к произведениям искусства и литературы вообще – у публики. Этим не унижается искусство, которого нельзя унизить, ибо оно не наше, но только понижается общий уровень культуры. В частных же случаях (которых гораздо больше, чем можно предполагать) не происходит даже и этого: многие русские люди с быстротой, свойственной здоровой русской душе, перерастают всю эту безыдейную суматоху и все низкие понятия, распространяемые литературными и иными газетными рецензентами, а эти последние, все еще считая себя вождями, больно секут самих себя каждой новой своей литературно-газетно-еврейско-нейрастенической выходкой на глазах у людей, чуждых суете и рекламе. <…> Итак: с речами о художествах, настроенными на шумный и суетливый политический лад, пора покончить [Блок VIII, 156-157][211].

В финале Блок вводит занятную метафору, определяющую то, как должны быть представлены политика и искусство в газете:

Политика и искусство в газете – это как город и деревня. Если в городе должно переносить запах фабричной гари и, может быть, желать даже, чтобы город скорее превратился в стальное чудовище, сжимающее в когтях своих людей («что делаешь, делай скорее»), – то в деревне, в десяти верстах от города, должна являться иная жизнь, там можно и должно не суетиться, там заметен первый снег и первые фиалки [Блок VIII, 158].

Метафора города как стального чудовища, фабричная гарь как эмблема урбанистической современности принадлежат к репертуару культурных клише начала века, которые описывали «цивилизацию» как индустриальный «ад» и т. п. и соотносились в сознании Блока с конструктом «железного века». В этот мотивный ряд без труда вписывается образность скорости, быстроты, суетливости[212]

«цивилизации»[213], на которых Блок строит свою статью и которые он противопоставляет «неторопливости» и «величавости» Искусства.

Определяя то, каким должен быть язык художественной критики в газете, Блок пишет: «Язык художественного отдела ничем не должен походить на язык телеграмм и хроник. Об искусстве должны говорить люди, качественно отличающиеся от людей, говорящих о политике, о злобах дня» [Блок VIII, 157]. Иными словами, «телеграмма и хроника» блоковской статьи оказываются литературными воплощениями быстрого, торопливого, суетливого, «неврастенического»[214] письма, которому оказывается неподвластным «мерный ритм» Искусства[215].

Ощущение рассогласованности «неторопливого» искусства и ускоряющейся жизни возникало у Блока и ранее. Так, в записи 30 сентября 1908 года он фиксирует: