Мусор

Дядь Шура сначала долго недоумённо смотрел на него своими усталыми мешковатыми глазами, а потом, вникнув, наконец, в окончание, засмеялся. Юрец рядом даже закашлялся от смеха и долго не мог успокоиться. Потом спросил:

– Это с кем ты был?

– Да с Гусём, – небрежно ответил Дубонос.

Помолчали.

– А Гусь же с нами был, когда дуру из Проханово встретили?

– Да-а, – оживился Артём так, что глаза его заблестели, как всякий раз, когда вспоминалась очень интересная история.

Проханово – было село в окрестностях Боголюбова, где располагался ещё один монастырь, а рядом, под его опекой, находилась и психиатрическая больница, в которую свозились пациенты со всей области, ласково называемые местными «дураки». Присмотр в заведении был не слишком строг, поэтому многие из них могли свободно перемещаться по селу и даже добредали до города. Некоторые нанимали их, чтобы вспахать огород или разгрузить щебень – несчастные были неприхотливы и не очень хорошо разбирались в деньгах, поэтому могли трудиться весь день на самой тяжёлой работе просто за пачку сигарет или кулёк дешёвых карамелей.

– А с ней что? – интересовался старик.

– Да ничего, – Юрец заулыбался более таинственно и покосился на Санька. – Может, эта не всем история понравится.

– Да ничего там интересного, – быстро перебил Дубонос. – Ну попалась нам дурочка на автостанции – «ребята, а дайте денег, а поесть у вас не найдётся?». Ну, взяли её с собой. А она молодая, в общем, даже довольно симпатичная. И тоже там пару дней развлекались с ней.

– Ага, а потом один знакомый мой – он там санитаром работает, – говорит: «У нас на работе инцидент был. Двум дурам сразу за один выходной в разных местах в рот надавали», – наконец, выпалил самую смешную часть происшествия Юрец.

Дядя Шура опять смеялся, и все были особенно довольны тем, что развеселили его, а Саша удручённо думал, смеялся бы над этими историями в свои шестнадцать или даже двадцать лет? Он теперь был очень смущён, но ещё сильнее стыдился показать своё смущение и как-то оскорбить этим присутствующих. И всё-таки невольно прыснул над официальным обозначением «инцидент».

– А тебе бы не философствовать, а хоть раз в этом участие принять. Хорош верность своей единственной хранить, – ехидно обратился Юрец к Дубоносу, но того это даже не смутило. «Я брезгую», – строго отразил он атаку друга.

Из двери вышел Андрюха: с голым торсом, на ходу застёгивая ремень.

– Ну что, выпустил пар? – с довольной улыбкой тут же бросил ему дядя Шура. Как и все пожилые мужчины, он живо интересовался темой, в которой сам уже, видимо, не был активным деятелем.

– Водки просит, – бросил Андрюха, бодро, за секунду, пролезая разом всеми конечностями в свитер.

Саша вдруг вспомнил слова своей старшей коллеги, когда обсуждался скандал с погибшим в цирке от побоев слоном: «Человечество должно перерастать некоторые свои увлечения». Для него самого цирк был несбыточной мечтой: даже на заезжавший иногда в Боголюбов шатёр у мамы никогда не было денег. Поэтому, на одну из своих первых зарплат, он в Москве пошёл в цирк на Цветном, и там поразился, насколько пронзительно грустно было ему наблюдать за обезьянами, покорно бегающими по бортикам, прыгающими через кольца нецарственными львами, ходящими по-человечески, вразвалочку, медведями. Всё представление он думал лишь о том, как, должно быть, мучительно больно животным делать эти противоестественные вещи, какими методами возможно принудить их к подобным занятиям, и зачем? Чтобы дети, у которых есть мультфильмы, где невероятно реалистичные звери танцуют, поют, влюбляются и плачут, могли посмеяться? Неужели в XXI веке такие спектакли ещё необходимы? И теперь задумался, а может ли вменяемый человек в принципе испытывать удовольствие от легализованного насилия: будь то пляшущая перед ним в юбочке макака или женщина, соглашающаяся на секс за деньги ли, выпивку от какого-то очень горестного события в своей судьбе? И, если всё-таки может, справедливо ли называть его вменяемым?

Артём налил немного водки в стаканчик, Андрюха забрал его и ушёл, но вскоре вернулся обратно. Дубонос тем временем разлил остальным.

– Сейчас бы огурчика солёного и картошечки жареной, – мечтательно протянул Юрец, беря свой стакан. Успокоившийся Саша подтвердил, что это было бы чудесно, как будто почувствовав приятный солоноватый вкус на языке.

– Это вам тогда с матерями бухать надо, мужики, – ответил Дубонос. – Ну, за искусство, – спародировал он генерала из известного фильма их детства и мигом опрокинул в себя стакан.

Остальные последовали за ним. Какое-то время слышались только вздохи, шорох пластика и пакетика с чипсами.

Дядя Шура вдруг встал.

– Пойду теперь я, – и направился, сильно прихрамывая и качаясь, в сторону маленькой комнаты.

– О-о-о, – одобрительно загудели три счастливых голоса.

– Давай, Старый, – выставил над головой одобряющую растопыренную пятерню Андрюха. – Если что – зови, поддержим. И подержим.

Все, кроме Саши, опять засмеялись. «Они много ржут и не могут не замечать, что я не смеюсь. Это наверняка должно их бесить».