Муссон

Дориан, хотя его и отвлекало происходящее вокруг, продолжал посматривать на позолоченного араба, державшегося рядом с турецким генералом. К этому времени подошел обоз грузовых верблюдов, и с них сняли упакованный расписной кожаный шатер. Двадцать человек развернули и установили его на белой равнине, расстелили внутри ковры, положили подушки. Турецкий генерал спешился и уселся на ковры. Арабский модник тоже слез с верблюда, весьма неуклюже. Он последовал за турком к шатру, и теперь Дориан видел широкие плечи и толстый живот под шерстяной одеждой. Мужчина сделал всего несколько шагов, когда Дориан заметил, что он хромает. Этого оказалось достаточно, чтобы подстегнуть его память. Он вспомнил их стычку на ступенях старой гробницы в саду гарема в Ламу и сломанную ногу…

– Зейн! – прошептал он. – Зейн аль-Дин!

Это был его давний детский враг, одетый теперь как принц Омана и возглавлявший армию.

В Дориане вспыхнула давняя ненависть. Зейн снова стал его врагом. Но что он делает здесь, почему преследует собственного отца? Дориан недоумевал.

«Знает ли он, что и я тоже здесь?»

Дориан пытался найти смысл в этих странных, невиданных обстоятельствах. Зейн уже так давно находился при дворе в Маскате, что наверняка отлично разбирался во всех дворцовых интригах, и, пожалуй, его подстрекал и поощрял его дядя калиф.

Если Зейн не слишком изменился со времени детства, когда Дориан хорошо его знал, он должен был с удовольствием погрузиться в дворцовые заговоры. А теперь стал еще одной пешкой в игре великого Порте. Возможно, как раз он и стал вдохновителем капитуляции Омана перед Оттоманом.

– Свинья, предатель! – пробормотал Дориан, с отвращением глядя вниз. – Ты готов продать и свою страну, и свой народ, даже родного отца! И за какую цену? Что предложил тебе Порте, Зейн? Отдаст тебе трон, сделает тебя своей марионеткой в Маскате?

Зейн аль-Дин уселся рядом с турецким генералом в тени открытого с боков шатра, и раб вложил в его руку чашку. Зейн отпил из нее, и Дориан рассмотрел теперь, что у Зейна выросла жиденькая бородка, но щеки остались гладкими и пухлыми. Он посмотрел вверх, прямо на Дориана, и тот сорвал с головы шарф, встряхнув сияющими золотыми локонами. Чашка выскользнула из руки Зейна, когда он узнал Дориана.

Дориан весело помахал ему рукой. Зейн замер, но, казалось, вдруг прижался к полу, как готовая к прыжку жаба. В этот момент справа вдоль выступа началась стрельба, и Дориан повернулся туда, чтобы поддержать защиту этой стороны перевала.

– Осторожно, аль-Салил! – крикнул один из наблюдателей. – Они приближаются!

– Сколько? – крикнул Дориан и присел за камень рядом с Ахмедом.

– Много! – раздалось сверху. – Слишком много!

С этой стороны утесы образовывали изломанные контрфорсы, так что обороняющиеся могли видеть не далее чем на двадцать шагов вдоль открытой площадки. Но они слышали голоса за изгибом стены утеса и шаги, когда враги продвигались вперед, слышали звон бронзовых щитов, задевавших камни, скрип кожаных перевязей на нагрудных латах и поясов.

– Готовься! – тихо приказал Дориан. – Ждем их. Подпустим ближе.

Внезапно из-за угла утеса появились турки. Ширина уступа позволяла им идти лишь по трое в ряд, но сзади на них напирали остальные.

– Аллах акбар! – взвыли они. – Господь велик!

В первом ряду шел высокий рябой мужчина со стальным сарацинским шлемом на голове, в плетеной кольчуге до пояса и с обоюдоострым боевым топором в руках. Он прыгнул вперед и наметил себе Дориана, глядя ему прямо в глаза. Топор он уже занес над головой.

Он приблизился на расстояние вытянутой руки. Дуло ружья почти коснулось его лица, когда Дориан выстрелил. Пуля врезалась в горло турка, и он упал на колени, зажимая руками рану. Из разорванной артерии фонтаном ударила кровь, пробиваясь между пальцами густой вязкой массой, и турок упал лицом вниз.

Отбросив пустое ружье, Дориан схватил другое, заряженное, что лежало рядом, и сразу взвел курок.

Другой турок перепрыгнул через умиравшего, и Дориан выстрелил ему в грудь. Тот рухнул на камни, дергая ногами.

Дориан бросил второе ружье и, выхватив меч, шагнул вперед, чтобы перегородить врагам дорогу. Справа от него встал Ахмед, слева – Салим. Их плечи почти соприкасались.

Враги ринулись на них толпой, по трое в ряд, и остальные следом – каждый был готов занять место упавшего.

Дориану нравилось ощущение хорошего клинка в руке. Оружие, что он сейчас держал, было прощальным даром принца, когда тот уезжал из Ламу. Прекрасная дамасская сталь обладала гибкостью, как ивовая ветвь, и остротой, как змеиный зуб.

Первого врага Дориан убил легко, нанеся удар под край шлема, в темный глаз, и пронзив мечом мозг.

Быстро вернувшись в позицию, Дориан выдернул меч, позволив своей жертве упасть. На него бросились другие, прикрываясь бронзовыми щитами, и тут уже не оставалось ни места, ни времени для красивой схватки.

Все трое работали мечами без передышки, стремительно поворачиваясь из стороны в сторону, отступая на шаг назад и снова двигаясь вперед…