— Ну и что? — не сдавалась Сова. — Мало ли, бывает. Поросята вон тоже… А все равно свиньи…
— Третий глаз открывается, чтоб нечистую силу видеть!
— У тебя бы хоть раз открылся. Чуть ли не до утра нечисть у тебя тут выгребала. И хоть бы заметил…
— Да я заметил, — дед огляделся, — вон паутины в углах нету… Пойди отопри и в хату позови.
— Что же Юрко сам не приехал? Дедушку какого-то послал…
— Наш внук теперь высокого сана. Ему негоже являться туда, где злые духи. Шаман этот изгонит, освятит тут все, Юрко и пожалует.
— Он так и сказал? — Сова от изумления губы трубочкой вытянула, как в юности. — Да неужели?
— Явился, говорит, визит подготовить, — заверил дед. — На высшем уровне. Ты же знаешь Юрко: он просто так не может. Ему сразу все или ничего. Видно, вздумал на оленях в Братково въехать, так сказать, при полном параде.
— Хоть бы уж живой да здоровый вернулся, и ладно, — облегченно вздохнула бабка. — А то ведь Оксана к нему в Якутию собралась…
— Поди, сама уговорила?
— А что делать-то? Сват слово нарушить вздумал. Мы-коле, этому волчонку, Оксанку хочет отдать. Сговорились за нашей спиной.
— Мыколе? Крестнику?!
— К Тарасу Опанасовичу подкатился и, должно, сторговал девку. Мудант хренов…
— Вот так да! А что же Оксанка-то?
— Крестничек обхаживать начал, — нахмурилась Сова, — предложение сделал, вчера уж ночью… Оксанку я как девку понимаю. Сколько ей соломенной-то вдовой ходить? Сама всю жизнь живу — не жена, не невеста…
— С тобой мы уладим вопрос, — твердо пообещал Куров. — Оксанку попридержать надо!
— Мы с тобой, что ли, попридержим? Юрко бы приехал, тогда конечно… Когда обещается-то?
— Теперь уж скоро. Как шаман чистку произведет, так и явится.
Бабка носом завертела, будто принюхивалась, — значит, чем-то недовольна была:
— Чего он тогда в козлятнике отсиживается? Пускай идет и гоняет нечистую силу!
— Да устал человек! Думаешь, легко со злыми духами сражаться? Они же похлеще фашистов…
— Может, помочь ему?
— Кому? — опешил Куров.
— Так шаману этому! Вдвоем мы бы скоро всю заразу под откос…
— Ты что, камлать умеешь?
— Не умею, да научиться долго ли?
— Тогда иди, наешься мухоморов и камлай!
— Я что, козел тебе, что ли, — мухоморы есть?
— А он ест, сам видел. Сырыми прямо…
— Зачем?
— Борьба со злыми духами — это тебе не рельсовая война, — проворчал дед. — Тут надо магической взрывчаткой рвать. Должно быть, мухоморы магию какую дают. Сходи и пригласи, пока никто не видит.
— Может, пусть покуда там посидит? — неуверенно предложила старуха. — Харчей ему снесу…
— В хату зови, сказал! На мою половину. Или сам пойду!
— Ладно уж, позову, — быстро согласилась Сова. — Только не к тебе, а к себе. Не то вы тут пьянствовать начнете…
Она сунулась было на свою половину, однако вернулась.
— Ну что еще? — хмуро спросил Куров. Бабка замялась:
— Степан Макарыч… Ты не сердишься, что границу нарушила? Все из-за свата!
— Хрен с ней, с границей. Я уж сам думал…
Сова в тот час же портянки с его ног раскрутила, на печку сушить положила. Давненько такой участливой не была, пожалуй, с тех пор, как после ранения долечивался в полевом госпитале.
— Его бы в баню сначала, — робко предложила она, — потом уж и в хату можно…
При разделе имущества баня досталась Сове, поскольку стояла на российской территории. Куров вскочил, с удовольствием потянулся:
— И я бы сходил… А то, как якут, сколько лет не мылся! В казенной это разве мытье? Пойду затоплю! Ты, Елизавета, шамана в хату пригласи и покорми.
Он пошел за огород, баню топить, Сова же подойник в руки и снова в козлятник — коза орет из последних сил. Отомкнула замок, вошла, глядь — шаман устроился в яслях и спит, что тебе Христос новорожденный. И не зря говорят — у страха глаза велики: вместо рогов на голове лысина, тюбетейкой прикрытая, а волосья венчиком и такие длинные, что скатались в сосульки и торчат в разные стороны. Если деда Курова не стричь, так еще хуже будет. И на лицо вроде человек, только могучая борода не чесана, лесным мусором набита и топорщится, словно рогожное мочало. В общем, когда сонный, так совсем и не страшный этот дедушка…
Будить его не стала, решила, пусть уж, пока баня топится, поспит старый, так притомился; козу подоила, выпустила в загон и сама в хату. Но козлятник не заперла и через минуту пожалела об этом. Только принялась молоко цедить, как слышит — на дедовой половине тихий разговор. Ковер в дверном проеме откинула, а там народу полно! Из знакомых — так только крестник Колька Волков и сват Тарас Опанасович, остальные — приезжие и, по виду, начальники.
— Это что тут за собрание? — спросила возмущенно. — Сват, ты пошто без спросу людей ко мне в хату привел?
А он от вчерашнего припадка, видно, отошел, веселый и уже командует.
— Позвольте представить хозяйку хаты, — говорит, — Елизавета Трофимовна. А это депутат Верховной Рады пан Кушнер и представитель президента пан Гуменник. Ты уж нас прости, будь ласка. По нужде в гости к тебе нагрянули!
Пан Кушнер знакомился с Совой, улыбался и одновре-
менно разговаривал по телефону на языке, каким в мексикан-
ских сериалах говорят. А этот хлыщеватый и чубатый Гумен-