Мутанты

Бабка, развернув пулемет в сторону дверей, оставила его возле отворенного люка, как возле окопа, — чтоб стрелять из укрытия, и набросила на него цветастую шаль.

— Глаз у тебя еще не навострен… А я затылком их вижу. Ей-богу, кастрировала бы, чтоб породу не портили!

Только она закончила все приготовления, как в дверь постучали. Женщины переглянулись, и на лицах вмиг вызрела мука — неужели возвращаются?

Стук повторился, и в тот час послышался голос Курова:

— Отворяйте, вы чего там? В кургыттару вас!

Сова откинула задвижку — на пороге нарисовался распаренный, веселый и помолодевший дед. Однако на него и внимания не обратили, мало того, бабка отпихнула его и выглянула на улицу:

— Где Юрко?

— Как где? — отчего-то ухмыльнулся тот. — На службу пошел!

— На какую еще службу?

— На шаманскую! У него ведь с потемками работа начинается. И до третьих петухов.

— Почто же ты его отпустил? — взвинтилась Сова. — Мы тут пластались, стол собирали. Чтоб встретить как полагается! А он отпустил!

— Насильно держать не имею права. — Куров сунул ей сверток с бельем. — Это велел тебе вернуть. За ненадобностью.

Сам взял плошку с малосольными огурцами и одним духом выпил весь рассол.

— Вы хоть попарились?

— Как же! И попарились мы вволю, и намылись… В ки-риккитте ее мать! Лет двадцать скинул. Так что сегодня держись, бабка! Тыала хотун!

— Ой, болтун! — заворчала та. — Вот язык-то без костей!

— Хоть немного-то похорошел Юрко? — с надеждой спросила Оксана.

— Еще бы! Молодец стал красный! Увидишь, так не насмотришься.

— Язык-то не вспомнил?

— Мы уже друг друга понимаем. Бабка развернула сверток:

— А это что?

— Он свое опять надел, — пояснил дед и потянулся за четвертью. — Ему положено в форме быть, когда камлает.

— Да ведь он же в лохмотьях! В дырявых шкурах!

— Между прочим, это священная малица, а не шкуры. — Налил рюмку. — Обладает магической защитой тела от нечисти. Там на ней специальные знаки. Броня, одним словом… А что это вы, стол накрыли и не приглашаете?

— На него же охотиться пошли! — спохватилась Сова. — Американца ведут! Все с ружьями!

— И пускай потешатся. — Куров выпил и крякнул. — С легким паром, Степан Макарыч!

Сова поняла, что опростоволосилась, не поздравила деда с легким паром — в прежние годы это было обязательной традицией, — но сейчас ей было не до того:

— Как это пускай? А поймают? Усыпят уколом и в Америку свезут?

— Его совсем не усыпят, — уверенно сказал дед. — Он же трехглазый.

— Ты вот такой спокойный сидишь! А мне до третьих петухов не спать! Покуда не вернется!

— Ты что, тоже злой дух? На промысел выйдешь?

— Ох, и бессовестный же ты! — обиделась Сова. — А ну, поставь четверть! Одну за одной наливает!

— Вы бы это… Вы бы с Оксанкой сходили в баню, — невозмутимо посоветовал он. — Там еще пару много. Тоже, может, помолодели бы… Эдак лет на сорок!

— Не смейтесь над бабушкой, Степан Макарыч! — вступилась Оксана. — Что вы ее все время подкалываете?

Сове того и надо было:

— Он всю жизнь так издевается! Для него потеха! Родного внука под пули послал! И хоть бы что!

— Долгунуну сохнут! — вдруг с отчаянием сказал Куров. — В кургыттару вас так! Тундара беспросветная! Айба-сы вы, а не бабы, честное слово. Чтоб вас Арсан Дуолайя побрал.

Женщины слегка остепенились, присели с разных сторон стола, с пытливым интересом взирая на деда.

— Раз молодеть не хотите, выпьем, что ли? — озабоченно предложил дед. — За возвращение внука. Как ни говори, а праздник, столько лет ждали…

Они чокнулись рюмками без радости и точно так же выпили, словно горький йод. Сова услужливо подложила деду оливье, шмат жареной свинины с луком и щедро залила хреном со сметаной:

— Ты поешь, поешь, Степан… Однако он к пище даже не прикоснулся.

— Нам думать надо сейчас, как помочь внуку, — сказал напряженно. — Не справиться ему в одиночку со злыми духами.

— А что не помочь? — оживилась бабка. — У меня трехлинейку отняли сегодня, так я вон пулемет откопала. Скоро все приданое разбазарю.

— Не взять их из пулемета…

— Говори, чем взять? Может, мин наставить, направленного действия? У меня еще штук пятнадцать в запасе есть.

Куров выразительно на нее посмотрел и тем самым словно радио выключил:

— Юрко с юности замыслил хоть какое-нибудь большое дело сделать, — объяснил он. — Батур тыала хотун, если на шаманском… Вон сколь годов в кимберлитовой трубке алмазы ковырял, хотел ударником стать, орден получить или вовсе Героя труда. А только горб себе нажил.

— Да уж упертый, весь в тебя, — то ли укорила, то ли похвалила старуха.

— Он и в шаманскую школу пошел, — невозмутимо продолжал Куров, — чтоб со злом бороться. Когда тыала хотун, тогда все нипочем. Вон даже лоб у него треснул и третий глаз открылся…

— Ой, лихо мне, — вякнула было Сова и умолкла.

— Теперь хочет известным шаманом стать. Тайны всякие изучил, пляски магические. Это что-то навроде гопака… Пришел сюда и сразу узрел — Арсан Дуолайя вселился в людей. Что в москалей, что в хохлов. И бульбаши недалеко ушли. Айбасы стену построили, а все рады, особенно контрабандисты. Покуда есть забор, они живут и процветают…

— Тут он прав, — заметила Оксана.