Мутанты

— Ты бы, умник, сходил на лесопилку и достал горилки, — проворчал Гуменник. — И телефон. Обеспечь мне связь с Сильвой! У меня больше сил нет бегать! Я Гуменник, понимаешь? Я лидер партии и личный представитель президента!

Оказалось, что еще есть.

Лях скрылся за штабелями досок и пробыл там всего пару минут, но выскочил назад галопом и помчался к батьке. На пятки ему наступали трое мужиков с дубьем, и Гуменник не стал ждать, когда они приблизятся, рванул с низкого старта в сторону лесополосы. Пильщики скоро отстали, а потом и вовсе вернулись на свои рабочие места. Геббельс догнал его уже в лесополосе.

— Я понял! — на ходу закричал он. — Батько, я все понял! В Украине переворот!

— Да ты рехнулся, Лях! Какой переворот?

— Пока мы охотились на мутанта, президенту объявили импичмент, — уверенно заявил Лях, вращая горящими глазами. — Оппозиция! И отстранили от власти…

— Кто сказал?!

— Анализ показывает…

— Пошел ты, аналитик хренов!

— Но нас везде сразу узнают! И набрасываются!

— Потому что у нас медийные лица. Засвеченные!

— Да эти мужики что, телевизор смотрят? А сразу как собаки!

— Сколько тебя учить? Надо уметь разговаривать с народом!

— Ладно в кабаке контрабандисты, — возмущался телохранитель, — но на лесопилке-то! Явное непримиримое отношение к нашей партии!..

— Может, они москали?

— Хохлы, батько! Но базар подняли за оселедец! Он им — как красная тряпка для быков… Бандеровец, кричат!

— Кепку бы надел, — тревожно посоветовал Гуменник и погладил лысую голову.

— Где взять-то? Худо дело, батько. Тебе же раньше из всех хат рюмку горилки на блюде выносили. Девок давали целовать, на руках, как атамана, качали, помнишь?

— Ну! Встречали, как положено!

— И когда ты даже буянить начинал — пальцем не трогали, верно? Освободитель, кричали, кормилец-поилец!

— Давай-давай, ну? Суть излагай, Лях!

— Суть такова, батько… Если не президента, то тебя свергли точно! Это сейчас быстро делается. А то и вовсе партию прихлопнули!

Гуменник схватил его за грудки и потряс:

— Меня?! Гуменника? Я с москалями в Киеве бился! Я их в Крыму молотил и в Чечне, как баранов, резал! Я румын и албанцев мочил! И на майдане полки за собой поднимал!

— Ты же видишь, народ не признает, батько! Верный признак… Логично? А народ — он только увенчанным льстит. А развенчанных — топчет. Это не я так сказал! — Геббельс вырвался и привел себя в порядок.

— Как могут меня свергнуть? Я стоял у истоков партии! Я же — Гуменник!

— Хочешь скажу, почему?

— Опять какую-нибудь глупость?

— Нет, батько… Скорее всего, узнали, что ты не хохол, а прирожденный москаль.

Батько заозирался:

— Откуда могли узнать? Как?!

— Вчера по пьянке проболтался сам. Царице Тамаре. Своими ушами слышал.

— А почему… не контролировал? Почему рот не заткнул? Ты для чего приставлен?!

— Заткнешь тебе, если вздумал прелюдию показать. В стогу сена… А между прочим, я предупреждал. Сильва приставил к тебе свою сестру не для того, чтоб мутанта ловить. А для целей вполне определенных. Потому что давно уже прицелился на твое место.

Гуменник сел на землю, обхватив ноющую голову руками, навертел на палец оселедец:

— Что делать будем? Думай! Ты ведь тоже не хохол и не поляк!

— Оставаться в Украине нам никак нельзя… Не партизанить же идти в леса? Не в схронах отсиживаться.

— В схроны рано еще, думай!

— А на хрен бы этих оранжевых жовто-блакитников! — прямо сказал Геббельс. — Мне они давно надоели. Все у них глупо и бездарно. Рванем в эмиграцию.

— Вопрос — куда? На западе скушно, застойное болото. В Штатах законы идиотские, тотальный контроль…

— Может, в Израиль, батько? Партийная касса у нас на личных счетах…

— Тебя-то пустят, а я каким боком?

— Заключим однополый брак.

— А не боишься вдовой остаться? Моя партия в черном списке. В аэропорту Бен Гурион и повяжут. Потом сердечный приступ или автокатастрофа…

— Тогда путь один — домой, в Россию. И там все сначала.

— А что? — оживился батько. — Дома и стены помогают. Начинать сначала — это по-нашему. Да и опыт есть… Как же через границу?

— Через таможню нам нельзя, узнают. Воспользуемся «окном» на двенадцатом километре. Там знак на стене, «Смерть коммунистам»…

— А как в таком виде?

— Соваться в Россию в нашей униформе опасно. Сразу просчитают.

— Иди и раздобудь цивильную одежду, — приказал батько.

— А если опять нарвемся? Что-то бегать надоело… Пойдем голые.

— То есть как?

— В трусах. Сейчас лето, будто бы загораем. Гуменник подумал и стал стягивать сапоги:

— Черт, хромачи жалко, в Киеве на заказ шил, генеральские. И галифе настоящие, английские…

— Справим другую форму. Например, казачью, а? И на

Дон!

Батько достал из кармана галифе старинную запорожскую люльку, пососал мундштук:

— Люльку не брошу. Чтоб не досталась проклятым ляхам…

— Слишком заметный предмет, — стягивая с себя одежду, заметил Геббельс. — Да и табак кончился… Кстати, и серьгу вынь из уха.

— Е-ё! — вдруг воскликнул батько и оттянул оселедец. — А с этим что делать? Не выщипывать же!

— Что бы ты без меня делал, атаман! — Лях вынул ножницы и пощелкал у него над головой: — Подставляй свой локон.

— Это у тебя откуда?