Мутация. Начало

Катя смотрела строго и сразу пообещала меня всем сдать с потрохами, если я стану кобениться. И я не стал. Не потому, что испугался общественного порицания или гнева. Мне просто стало интересно. Или наплевать на все. Не знаю, меня как-то захватила волна пофигизма. Такая, что испытанный минуту назад ужас показался смешным.

— Куда пойдем осматриваться? — спросил я томным голосом, после чего двусмысленно подмигнул.

— Дурак, — Катя не обиделась, а просто констатировала факт. — Пойдем в гостиную.

Я раздевался, пока она запирала двери. Надо сказать, движения мне давались с трудом. Руки и ноги ходили ходуном, а удерживать тело в вертикальном положении стало затруднительно. Я тяжело задышал. И свалился на диван с неснятой штаниной в руках.

Катя подбежала ко мне, помогла снять одежду. Всю. Приложила ко лбу свою маленькую прохладную ладошку. И не смогла скрыть озабоченного выражения.

— Что, все так плохо? — усмехнулся я, удивившись слабости собственного голоса.

— Градусник мне, пожалуй, не понадобится. — Ответила она честно. — У тебя жар.

Но, все же, сунула мне подмышку холодный, как сосулька термометр. Пока я лежал смирно, она произвела осмотр, пристально разглядывая и ощупывая каждый сантиметр кожи.

— Давай договоримся, что это останется между нами. До свадьбы, по крайней мере, — пошутил я, когда ловкие пальцы девушки добрались до… В общем, вы поняли.

— Если бы я каждого ловила на этих словах, у меня был бы гарем из мужиков, — улыбнулась она. — Спереди все чисто. Давай глянем, сколько набежало и посмотрим, что сзади.

Она вынула градусник, покрутила его перед глазами и нахмурилась. Но глядя на нее, я вновь не испытал страха. Эмоции покидали меня. Я чувствовал, что пустею, подобно прохудившемуся бурдюку с водой.

— Давай-ка переворачивайся, а я схожу за аптечкой. — Долетели до меня слова. Тихие, словно в уши мне натолкали ваты. — Сможешь сам?

Я вроде бы кивнул. А может только подумал, что надо кивнуть. Мышечная система выходила из-под контроля. Но я отметил, что озноб прошел. И подумал, что это хорошо. А потом просто отключился. Но не целиком, как это бывает при обмороке или наркозе. Часть сознания осталась активной, но в ее власти остался лишь слух через ту самую «вату». И еще что-то.

Мне до сих пор сложно объяснить, что это. Я словно плавал под водой. Не очень глубоко. Так, что я мог слышать звуки и даже разбирать слова. Но самого меня не существовало. Я сам был этой водой. Стал медузой с длинными невидимыми щупальцами, которые колыхались, простираясь на многие сотни метров от меня. Эти щупальца пронзали пространство и тонкие преграды прежнего, материального мира, которые здесь утратили плотность и фактуру.

Я плавал не глубоко и мог слышать голоса. Но мне не было дела до проблем говоривших. До их страхов и переживаний. Они теперь жили в мире, который мне пришлось оставить. Я ощутил нечто, похожее на удовлетворение. Но не мог, пока, оттолкнуться всеми щупальцами и уйти на глубину. Какая-то тонкая нить, незримой пуповиной связывала меня с тем, что осталось над гладкой поверхностью. Мне хотелось избавиться от нее, но я не знал как.

А щупальца крепли. Я обретал над ними контроль. С каждой минутой мне все проще было направлять их, куда мне хотелось. А мне хотелось. Потому, что я в этой субстанции был не один. Тонкие, но невероятно прочные нити щупалец, то и дело натыкались на комки слизи, подобные мне самому. И от каждого такого прикосновения, эти комки становились плотнее и тоже лезли ко мне своими щупальцами. Они все были связаны между собой, как одна большая семья.

Я захотел в эту семью. Но меня не пускала проклятая пуповина. И голоса над поверхностью назойливо бубнили о человеке, которого больше нет. Их эмоции заставляли меня страдать. Я хотел найти способ дать им понять, что меня пора отпустить к своим. Что мне надоело плавать между миров. Что я давно уже выбрал.

Но они не отпускали. Каким-то образом, я был в их власти. И остальные обитатели субстанции начинали подозревать неладное. Они стали испускать неясный свет, превратившись в сотни звезд. Их щупальца превратились в тонкие лучи, которые пронзали меня насквозь, не встречая сопротивления. Словно я для них пропал, стал невидим. И это волновало их. Заставляло срываться со своих насиженных мест в пространстве и кружиться вокруг.

Они меня потеряли. А вот я их нет. Наоборот, я стал ощущать их структуру и понимать то, что можно было бы назвать инстинктом. Они были единым организмом, напоминающим нервную систему. Но, как у любой нервной системы, у них был центр, который наделял звезды особой силой и возможностью дотягиваться друг до друга лучами.

Однажды я мог стать таким центром…

Но пуповина стала короче. Я постепенно приближался к поверхности, от которой мне так хотелось убраться куда поглубже. И сколь короче становилась эта связующая нить, тем громче и четче звучали голоса.

— Ни чего не понимаю, — говорил один — грубоватый. — Он давно должен был превратиться.