Мутация. Начало

— Я же говорю, это что-то другое, — ответил голос потише и помягче. — Я видела такое у нас в отделении, когда больные валили толпой. И пятна такие видела. А потом этого мужчину увезли.

— Куда увезли?

— Хотела бы я знать. Наши врачи тогда зашивались, им было не до особенностей в симптоматике. Наверняка отвезли его туда, откуда не возвращаются. Кто там разбирался?

— Понятно. В общем, наблюдаем каждый час. Чем черт не шутит, вдруг…

Голос не договорил. Я пытался дотянуться до него своими щупальцами, но они имели силу только под поверхностью. Тогда я стал двигать сразу всеми своими конечностями, пытаясь все же нырнуть поглубже, но пуповина лишь сильнее натянулась, а потом стала стремительно укорачиваться. Поверхность буквально рванула мне навстречу, и я закричал, понимая, что в следующий миг исчезну…

Катя склонилась надо мной. Ее серые глаза сверлили меня почище любого рентгена.

— У нас все было? — спросил я, чуть смутившись от ее близости. И еще я, почему-то, не мог пошевелить конечностями. — Хочу сразу предупредить, что не люблю БДСМ. Постоянно забываю стоп-слово.

— Все такой же дурак, — улыбнулась она по-доброму. — Здравствуй, счастливчик.

Я скосил глаза вниз и обнаружил, что кто-то крепко спеленал меня по рукам и ногам. Веревки опутывали меня, как Гулливера в стране лилипутов. Мой выразительный взгляд, упертый в девушку, не заставил ее броситься меня освобождать. Вместо этого она громко позвала Василия. Тот очутился рядом с ней через минуту. Весь такой взволнованный, на плече моя «сайга», а в руке нож.

— Выбираю расстрел, — сразу сообщил я. — С детства боюсь ножей.

— Это он? — спросил Василий у девушки, ткнув при этом ножом в мою сторону.

— Похоже на то, — ответила она. — Шутки такие же идиотские, как и три дня назад.

— Но внешне он полный урод стал, — скривил брезгливую физиономию мой товарищ. — Эй, ты, знаешь, как меня зовут?

— Рыжий Конунг — предводитель придурков. Давай развязывай!

Я начинал злиться. Валяться связанным мне очень не нравилось. Все тело от вынужденного положения затекло и покалывало иголками.

— Вроде он, — уверенно сказал Василий. Он передал нож Кате, приблизился ко мне и стал медленно распутывать узлы, которых было намотано вокруг меня изрядно.

— Может проще разрезать? — спросил я глядя на Василия, как на слабоумного.

— Узнаю этот взгляд, — осклабился он.

Веревки разрезали. В том числе и те, что сковывали мои запястья и щиколотки. Я не смог сдержать стона, когда мое тело стало распрямляться на диване. Десяток игл, покалывавших меня, обернулся миллионом пчелиных жал.

— Вы натуральные изверги, — простонал я.

— Нам пришлось, — сказала Катя. — Ты так буйствовал, что вчетвером тебя еле удержали. Вот и пришлось связать, чтобы ты себя или кого-нибудь не покалечил.

— Что со мной было? — спросил я девушку, хоть и знал, что у нее нет ответа.

Она и не ответила. Просто пожала плечами.

Когда иголки утратили остроту и стали постепенно отступать, я попросил воды. В горле так пересохло, что каждое слово давалось с болью. Катя сразу протянула мне бутылку, которая, оказывается, стояла рядом с диваном. Я присосался к горлышку так, как, наверное, не присасывался к материнской груди. Из полутора литров, я влил в себя две трети, ощущая, как надувается живот.

Когда напился, Катя дала мне одежду, а Василий помог подняться. Своих сил мне вполне хватало, чтобы передвигаться, но я не стал отказываться от рыжей опоры. Он сопроводил меня на кухню. По пути я увидел девочку, сидящую на кровати в спальне. Она смотрела на меня испуганно.

На кухне меня усадили на привычное место, дали тарелку картофельного пюре с тушенкой. Я расправился с ней так быстро, что Катя сразу дала добавки. Голод отступал, как немцы от Сталинграда. А настроение улучшалось. Кружка растворимого кофе стала вишенкой на торте. Я отпил глоток и прикрыл от наслаждения глаза.

— Кажется, оживает, — прокомментировал мое состояние Василий.

— Еще бы сигаретку и Нирвана обеспечена, — блаженствуя, протянул я.

— Все сигаретки на лестнице! — Строго крикнула Катерина из гостиной. Она возилась с бельем, которое после меня следовало утилизировать в мешок и унести дожидаться, когда у нас появится возможность стирать шмотки. Сейчас вода была на вес золота. Бочки постепенно пустели. На долго их не хватит, как ни крути.

У нас… Я вдруг осознал, что в слове «нас» могло не стать меня. Я чем-то переболел, и эта болезнь оказалась побеждена, но не уничтожена. Я чувствовал ее в себе, как солдат чувствует шрапнель в теле. Поначалу, мне казалось, что это отступающая слабость и результат того, что я не ел и не пил продолжительное время. Но теперь я был совершенно сыт и не испытывал жажды, а что-то во мне мешало сосредоточиться, вторгалось в сознание.

Забытые бредовые видения на миг всплыли в сознании, заставив меня вздрогнуть.

— С тобой все в порядке? — посерьезнел Василий. — Что-то ты опять взбледнул. Не будет, как в «Чужом», когда от мужика эта дрянь отлипла, он очнулся, пожрал, а потом…

Он изобразил движение рукой от груди, имитируя киношного монстра.