Что там надо делать? Вытащить гранату из подсумка? Есть. Отогнуть усики? Тоже есть. Вы дернуть чеку? Вот так… А теперь метнуть ее в противника.
Лёша бросил гранату примерно туда, откуда прилетела первая. Из люка он не высовывался. Четыре секунды и снаружи бабахнуло и тряхнуло. Совсем недалеко. Осколками швырнуло в борт. Может, отскочила от дерева? Выяснять желания не было. В голове созрел план, который необходимо было срочно исполнять. Правда был велик риск нарваться на пулю или очередную гранату.
Кашляя словно туберкулезник, Лёша метнул в проем оставшуюся гранату. Теперь грохнуло значительно дальше. Не теряя времени, он перевалил ноги мертвого Панарина наружу и потянул на себя нижнюю створку люка. От натуги потемнело в глазах, но он справился. Так, теперь осталось закрыть верхнюю. С этой уже проще.
Створка захлопнулась. Отсек вновь погрузился во тьму. Лёша влез в кресло наводчика. Ага, башня повернута, куда надо. Что там в прицеле?
Ничего. Только израненные пулями стволы деревьев, разбитые надгробья и река в просвете растительности. Следов его экс-сослуживцев нигде не было. Никто не стрелял и не швырялся гранатами. Они просто убежали, поджав хвосты. Проклятые, тупоумные придурки.
Лёша пытался злиться на них, но почему-то не мог. Может потому, что жить им осталось совсем немного? Кто злится на мертвецов?
Снаружи послышался звук. Кто-то ходил совсем рядом, ломая ветки, валявшиеся вокруг плотным слоем. Неужели эти трое вернулись? Осознали свою ошибку и теперь хотят попроситься внутрь? Вот хрен им!
Или задумали какую-то каверзу…
Лёша ударил прикладом автомата по корпусу. Звук получился гулкий. Звук шагов стих.
— Пошли на хер, уроды! — закричал Лёша во всю глотку. — Я никого не пущу!
Тишина в ответ. Только стук собственного сердца где-то в ушах.
И что-то еще. Какой-то шум. Еле слышный. Не снаружи, а совсем рядом, внутри.
Лёша сполз с подвесного кресла башни и стал крутить головой, пытаясь на слух обнаружить источник звука.
Нашел почти сразу. Шипела рация. Да не просто шипела, сквозь статику был слышен голос. Лёша схватил тангенту, нажал на кнопку.
— «Бастион», это сто двадцать третий! — Завопил он в микрофон. — «Бастион», срочно нужна эвакуация!
Рация продолжала шипеть. Лёша принялся крутить ручки настройки. Шум менял тональность и громкость, но голоса четче не становились. Лёша кричал в рацию, умоляя о помощи, но все впустую. Голосам не было до него никакого дела. Они переговаривались между собой.
Лёша бросил ее и укрутил звук до минимума.
Время вновь потекло мимо. Ему тоже не было дела до человека, запертого в броневике. Звук шагов снаружи вновь возник. На этот раз Лёша не кричал и не молотил прикладом в борт. Он решил игнорировать звук. Кто бы там не бродил, ему не проникнуть внутрь. Следовательно, и беспокоиться о нем не стоит.
К вечеру в животе заурчало. Лёша понял, что он голоден. Последний раз он нормально питался вчера, когда они устроили пикник на броне. Сегодня они завтракали галетами с тушенкой. Две банки тушенки на пятерых, слишком мало, чтобы насытиться.
Весь провиант забрал татарин. Как и запас воды. В Лёшиной фляжке плескалось что-то на самом дне. Недостаточно, чтобы позволить себе долгое ожидание помощи.
Единственное, что он мог себе позволить в сложившейся ситуации, снять одежду, чтобы тело меньше теряло влагу. А еще он мог валяться в десантном отсеке сколько влезет. Усталость и стресс последних дней измотали его. А теперь у него появилась хорошая возможность выспаться.
Ночью кто-то ходил по броне. Все те же размеренные шаги. Лёша закрыл уши руками и зажмурился. Звуки снаружи вызывали бессильную злость. Дважды Лёша вскакивал, ползал от одного смотрового устройства к другому, пытаясь увидеть того, кто топал.
Никого.
Засыпать после такого было непросто. Лёша ворочался на неудобных креслах. В голову лезла всякая дичь. Он вспоминал мать, ее вечную опеку, от которой воротило с души. И как она ему такому домашнему позволила отправиться в армию? Где она теперь? Жива ли?
И вновь сон, в котором он, наконец, увидел того, кто ходит по броне. Это был Панарин. Он стоял рядом со стволом пулемета и укоризненно смотрел на Лёшу. Его живот был выпотрошен, как у рыбы, а внутри зияла чернота. Он открывал рот, но Лёша не слышал слов. Лёша кричал, требовал, умолял бывшего сослуживца уйти, оставить его в покое. В ответ на мольбы Панарин лишь улыбался самой гнусненькой своей улыбочкой.
А затем наступила темнота. Словно кто-то накрыл глаза черной, непроницаемой тряпкой.
Утром Лёша жадно допил оставшуюся во фляжке воду. Он попытался вновь связаться с «Бастионом». Таким близким и одновременно далеким. Голоса в наушнике радиостанции стали звучать гораздо четче. Видимо, разные байки не врали о том, что уроды как-то влияют на связь. Но от осознания этого факта легче не стало. Лёшу по-прежнему не слышали. Голоса переговаривались между собой. Их беседа сводилась к обсуждению ситуации в городе, а форма общения была какой-то неформальной. Это больше напоминало телефонный разговор, нежели короткие и сухие фразы военного канала связи.