Читаем Музей полностью

НИКОЛАЕВ. Если под руку каркать будете – вообще раздумаю. Человек собирается в один исторический ряд с Халтуриным и Перовской становиться, а они ему сроки спускают. Это вам не дрова рубить – дело творческое: когда получится – тогда получится. Им, видишь ли, к первому подавай! Перестреляю вас, уродов, к чертовой матери – будете знать!

ДРАУЛЕ. Ну, хватит уже, Николаев, в ушах звенит. Ничего не сделал еще, а туда же, к Халтурину примеривается.

СИСЯЕВА. Ничего страшного. Дорогу, что называется, осилит идущий.

ЗАРУБАЕВ. Глаза боятся – руки делают.

СИСЯЕВА. Мне кажется, вы уже в подходящей форме, ваше состояние (заглядывает в методичку) в целом соответствует материалам экспозиции.

НИКОЛАЕВ. Да я с Желябовым вровень встану! Она думает, если я рахитом в детстве болел, так мне уж и пути нету. Вы меня еще узнаете – всех перестреляю! (Стреляет в воздух.)

ЗАРУБАЕВ (хватаясь за голову). Тише, тише… Вот за что музеи ценю – там тишина всегда. Не найдется ли у вас, товарищи, чего-нибудь от головной боли? Граммов сто пятьдесят.

СИСЯЕВА. Товарищ Зарубаев! Сегодня вы расхлебываете то, чем злоупотребляли вчера. Вы, извините меня, вращаетесь в порочном кругу.

ЗАРУБАЕВ. Я, товарищ Сисяева, если и расхлебываю, то не один. Посмотрите на товарища Николаева: у него все руки дрожат. Он же теперь ни на какую работу не способен. Считаю, что в такой экстермальной ситуации выпить – наш гражданский долг.

НИКОЛАЕВ. И то правда. Принеси-ка нам, Мильда, чего-нибудь из кировского спецпайка. (Драуле выходит.) Хорошо, я вам доложу, наши вожди живут! На паек Сергея Мироновича роту содержать можно.

ЗАРУБАЕВ. Вы, что ли, военнообязанный?

СИСЯЕВА (заглядывает в методичку). А товарищ Киров никого не забывал. Ни военнообязанных, ни штатских. Со всеми делился последним спецпайком. В том числе – с семьей товарища Николаева, на что последний ответил ему черной… Ну и далее по тексту.

Входит Драуле с водкой и закуской.

ЗАРУБАЕВ (наливает всем и поднимает стопку). Какой спецпаек! Человечище! Что ж, за упокой души!

СИСЯЕВА. Души, товарищ Зарубаев, нет как явления, мне только удивительно, что вы до сих пор не в курсе.

ЗАРУБАЕВ. За что же тогда пить?

НИКОЛАЕВ. Земля ему пухом! (Пьет.)

ДРАУЛЕ. За скорейшее разложение тела! (Пьет.)

СИСЯЕВА. С вами, извините меня, алкоголичкой станешь! (Пьет.)

<p>Сцена пятая</p>

Квартира Кирова. В кабинете Киров и Маркус.

КИРОВ. Плохо мне, Маша.

МАРКУС. А как же ты хотел? Чтобы жене изменять – и хорошо было? Так не бывает. Вот с Драуле расстанешься – легче станет.

КИРОВ. А я расстался…

МАРКУС. Станет легче, вот увидишь. Может, даже уже стало, просто ты еще не почувствовал. Но главное – ты сам признал свою ошибку. (Кокетливо.) И согласись, в конце концов, что я лучше нее.

КИРОВ. Ты, Маша, не лучше, но знаешь что…

МАРКУС. Что?

КИРОВ. Давай поженимся.

МАРКУС. Да что с тобой, Сережа? Я уже ничего не понимаю. (Плачет.) Я ведь этого всю жизнь ждала!

КИРОВ. Ну, перестань, перестань. Делаю тебе, можно сказать, официальное предложение. Радоваться надо, а не плакать.

МАРКУС. Всю жизнь ждала, вот и дождалась на старости. (Прижимается к Кирову.) А все равно рада.

КИРОВ. Какая же это старость, Маша? Мы только жить начинаем, я сейчас это понял. Все у нас впереди. А еще я понял, как важно в браке состоять. Мы ведь с тобой хоть вместе жили, а всегда чего-то не хватало. Вот брака нам, Маша, и не хватало.

МАРКУС. А я всегда говорила: пойдем, распишемся.

КИРОВ (гладит Маркус по голове). Маша, Маша…

МАРКУС. Теперь уж ты от меня ни к кому не уйдешь.

КИРОВ. Не уйду.

МАРКУС. Просто по партийной линии запретят. Хорошо же это будет выглядеть: такой известный вождь из законного брака выходит.

КИРОВ. А знаешь, Маша, надоело мне вождем быть…

МАРКУС. Как – надоело?

КИРОВ. Устал я от этого всего. Смертельно устал. Другой какой-то жизни хочется, вольной.

МАРКУС. Быть вождем – надоело?

КИРОВ (набирает телефонный номер). Товарищ Суомалайнен-Тюнккюнен!

ГОЛОС С.-Т. Суомалайнен-Тюнккюнен слушает!

МАРКУС. Сережа, ты подожди! Ты сам знаешь-то, чего хочешь?

КИРОВ. Теперь, Маша, знаю.

ГОЛОС С.-Т. Суомалайнен-Тюнккюнен слушает! Слушает!

КИРОВ. Она все слушает… И что это у нее за фамилия такая?

ГОЛОС. С.-Т. Какая?

КИРОВ. Двойная какая-то… Послушайте, приведите в порядок все мои бумаги. Так, чтобы я их, скажем, в любой момент мог кому-то передать.

ГОЛОС С.-Т. Есть привести бумаги в порядок! К какому, товарищ Киров, сроку?

КИРОВ. Не знаю. Ну, к первому декабря приведите. Договорились? Конец связи.

ГОЛОС С.-Т. Как же не договориться, Сергей Миронович? Конец связи, конец связи, конец связи… (Плачет.)

КИРОВ (кладет трубку). Хватит с меня. Кем угодно буду, только не вождем.

МАРКУС. А что же ты еще, Сережа, в жизни умеешь, кроме как вождем быть? Пропадем ведь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сестра четырех

Музей
Музей

«Музей» – третья пьеса в сборнике Евгения Водолазкина «Сестра четырех».«Пьеса "Музей" – не историческая и не социальная. Это не "история", а, выражаясь по-лермонтовски, "история души". Точнее – двух душ. Жанр я определяю как трагифарс – но с развитием действия фарс испаряется, остается трагедия. Грустная повесть о том, как – по Гоголю – поссорились "два единственные человека, два единственные друга".Герои – Сталин и Киров, место и время действия – СССР тридцатых годов. Я мог бы их назвать, допустим, Соловьевым и Ларионовым, но тогда пришлось бы долго объяснять, что один – волевой, а другой – не очень; я был бы рад поместить моих героев на Луну образца 2020 года, но тогда требовалось бы рассказать, отчего в этот момент там сложилась такая безрадостная атмосфера. Обычно я избегаю писать об исторических лицах, потому что реальный контекст отвлекает. Речь ведь идёт не о конкретных людях, а о человеческих типах».Евгений Водолазкин

Евгений Германович Водолазкин

Драматургия

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги