Читаем Музей полностью

ДРАУЛЕ. Меня никогда не интересовала безопасность. Я ненавижу безопасность. Только что ты мне можешь сделать – ты, Костриков? Когда я узнала твою настоящую фамилию, мне стало смешно. Честное слово, смешно.

КИРОВ. Ты – ведьма. Злобная рыжая ведьма!

ДРАУЛЕ. А ты – Костриков. Недомерок и ничтожество, вроде моего мужа. Вы у меня оба сдохнете. Это я вам обещаю!

<p>Сцена четвертая</p>

Квартира Николаева. Николаев в горестной позе за столом. Услышав шаги, оборачивается. Входит Драуле.

НИКОЛАЕВ. Явилась. Откуда же, интересно?

ДРАУЛЕ. От товарища Кирова Сергея Мироновича.

НИКОЛАЕВ. Мразь! Чем вы там занимались?

ДРАУЛЕ. Мне даже совестно как-то описывать. Ну, если уж ты так хочешь…

НИКОЛАЕВ. Хочу!

ДРАУЛЕ. В самом деле? Ну, тогда слушай. Пришла я сегодня как ни в чем не бывало в Смольный и обнаружила в товарище Кирове какое-то повышенное ко мне внимание.

НИКОЛАЕВ. В чем это выразилось?

ДРАУЛЕ. Да так, сначала ничего особенного. Спросил, не жарко ли мне в моей блузке.

НИКОЛАЕВ. Так.

ДРАУЛЕ. Я сказала, что жарко.

НИКОЛАЕВ. Мильда!

ДРАУЛЕ. Тогда товарищ Киров нежно меня коснулся и снял с меня блузку.

НИКОЛАЕВ. И что же, тебе это не показалось подозрительным?

ДРАУЛЕ. Ничего плохого не подумала, представляешь? Считала это простой товарищеской опекой. Обычной мерой против перегрева. У нас в Смольном знаешь как топят? И только, оказавшись в чем мать родила, я поняла, Николаев, его замысел!

НИКОЛАЕВ. В чем мать родила?! А юбка?

ДРАУЛЕ. Забыла тебе сказать: юбку он снял еще раньше. Понятно, что как совслужащая я почувствовала себя без юбки крайне неуютно. Ну, представь: войдет кто-то из товарищей, та же товарищ Суомалайнен-Тюнккюнен, а я – без юбки. Очень красиво! А товарищ Киров к тому же – без штанов. Правда, в пиджаке и при ордене. Вот мужики, а? Без ордена – никуда! Всю меня этим орденом исколол.

НИКОЛАЕВ (хриплым голосом). Дальше.

ДРАУЛЕ. Да брось ты, Николаев, зачем тебе?

НИКОЛАЕВ. Что дальше было?

ДРАУЛЕ. Ну, обстановка, сам понимаешь, неординарная. Огромный стол, чернильница с крейсером «Аврора». Одна радость – мягкие бумаги, хорошо, что Сергей Миронович имеет такую обширную переписку. Вся страна ему пишет!

НИКОЛАЕВ. Мразь, мразь, мразь!!!

ДРАУЛЕ. Ах, Николаев, Николаев, как же мне было хорошо! С тобой никогда так не было. Как он владеет своим телом, как он умеет быть нежным! Ради меня он может раздеться в своем кабинете, он может взять меня голую на руки и нести, нести по Смольному… Это настоящий мужчина. Он знает каждую мою струну! Он умеет доставлять удовольствие, Николаев!

НИКОЛАЕВ. Я убью его, слышишь?! Он будет лежать в холодном морге, и никакая на свете сила не позволит ему пошевелить хотя бы пальцем! А тамошний мясник будет вытаскивать из него его гнусные потроха!

ДРАУЛЕ. А знаешь, если бы ты убил Кирова, я бы тебя даже уважать стала. Любить бы не стала, а уважать – да. Это поступок. Такого человека можно считать мужчиной. Только кишка у тебя тонка Кирова убить.

НИКОЛАЕВ. Мильда!!! Ты еще пожалеешь о том, что сказала! Теперь я его точно укокошу! (Многократно стреляет в портрет Кирова на мишени.)

Входят Зарубаев с Сисяевой.

ЗАРУБАЕВ. Крики, дым, стрельба… А у меня голова с утра болит. Ну, разве так можно, товарищи?

НИКОЛАЕВ. Как это вы сюда, интересно, попали? И вообще, кто вы такие, чтобы мне в моем доме замечания делать?

СИСЯЕВА. Мы вам, товарищ, звонили-звонили, но вы так, извините меня, расстрелялись, что ничего не слышали.

ЗАРУБАЕВ. Нельзя так громко стрелять.

СИСЯЕВА. Вы, значит, тут себе стреляете, а двери не закрыли. Вот мы и вошли.

ЗАРУБАЕВ. Двери, между прочим, закрывать надо.

СИСЯЕВА. И что это за мода такая – стрелять? Начитались, пардон, беллетристики и нарушаете социалистическую законность.

НИКОЛАЕВ. А я и вас сейчас к чертовой матери постреляю!

ЗАРУБАЕВ. Не надо стрелять. От этого голова болит. И вообще, товарищ, говорите тише.

ДРАУЛЕ. Откуда вы?

СИСЯЕВА. Из Музея Сергея Мироновича Кирова.

ДРАУЛЕ. Вот как? Не слыхала что-то о таком музее. И где же он помещается?

ЗАРУБАЕВ. Помещение наше покамест занято, но освобождения ждем со дня на день. Не можем же мы к живым людям в квартиру въезжать, правильно?

НИКОЛАЕВ. Это кто же музеи таких гадов создает?

ДРАУЛЕ. Ну, ты не очень-то. Он ведь пока еще живой.

СИСЯЕВА. Это очень даже естественно, что товарищ Николаев в таком удрученном настроении. (Открывает методичку.) В нашей методичке про него ужас что написано… А что Сергей Миронович живой еще, так это не беда: мы пока о нем материалы собираем. Спустили нам инициативу вышестоящих товарищей – распространять опыт всемирных вождей.

ЗАРУБАЕВ. Вот и к вам, товарищ Николаев, обратиться посоветовали. Не дадите ли нового материала о жизни вождя?

НИКОЛАЕВ. Мой материал не готов еще!

СИСЯЕВА. Вы учтите, что нам до первого декабря непременно открыться надо.

ЗАРУБАЕВ. Кровь из носу!

Перейти на страницу:

Все книги серии Сестра четырех

Музей
Музей

«Музей» – третья пьеса в сборнике Евгения Водолазкина «Сестра четырех».«Пьеса "Музей" – не историческая и не социальная. Это не "история", а, выражаясь по-лермонтовски, "история души". Точнее – двух душ. Жанр я определяю как трагифарс – но с развитием действия фарс испаряется, остается трагедия. Грустная повесть о том, как – по Гоголю – поссорились "два единственные человека, два единственные друга".Герои – Сталин и Киров, место и время действия – СССР тридцатых годов. Я мог бы их назвать, допустим, Соловьевым и Ларионовым, но тогда пришлось бы долго объяснять, что один – волевой, а другой – не очень; я был бы рад поместить моих героев на Луну образца 2020 года, но тогда требовалось бы рассказать, отчего в этот момент там сложилась такая безрадостная атмосфера. Обычно я избегаю писать об исторических лицах, потому что реальный контекст отвлекает. Речь ведь идёт не о конкретных людях, а о человеческих типах».Евгений Водолазкин

Евгений Германович Водолазкин

Драматургия

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги