Читаем Музей полностью

ЗАРУБАЕВ….а ведете себя, как малая вдова, честное слово. Все противоречия нам велено до первого декабря устранить. Будем работать.

АЭРОПЛАН. Сорок восемь лет! Это откуда же?

СИСЯЕВА. Так в музейных материалах.

АЭРОПЛАН. Да ты на меня посмотри, чучело!

СИСЯЕВА. А чего на вас смотреть, когда к штатному расписанию прилагается ваш, извините меня, возраст.

АЭРОПЛАН. Возмутительно! Нет, я этого так не оставлю! (Сбрасывает халат.) Зарубаев, душа моя, дашь ты мне сорок восемь лет?

ЗАРУБАЕВ (задумчиво). Как вдова вы меня устраиваете.

СИСЯЕВА (зачитывает). Когда в сорок восемь лет она скоропостижно овдовела и над морщинистым ее лицом первым снегом засеребрилась седина, неверной походкой то и дело подходила она к окну, вперяя в него слезящийся взор. Казалось, что вопреки очевидности она надеялась на возвращение мужа.

АЭРОПЛАН. Вот жаба!

СИСЯЕВА. Если бы не партия, пришлось бы ей хлебнуть… (Перебирает страницы.) Пришлось бы ей…

ЗАРУБАЕВ. Хлебнуть. Не найдется ли у вас чего-нибудь в этом направлении?

Зарубаев направляется к книжному шкафу и вынимает оттуда графин с водкой.

СИСЯЕВА. Товарищ Зарубаев, вы же, что называется, обещали…

ЗАРУБАЕВ (задумчиво). Кто-то водку в книжном шкафу забыл. Никак, покойник. Нельзя водке в книжном шкафу быть.

АЭРОПЛАН. Черт с вами, хлебнуть, так хлебнуть. Уговорили вы меня быть вдовой. (Достает из книжного шкафа рюмки и тарелку с солеными огурцами.) Пора уж и мне остепениться, профессию получить, верно? Сергей Мироныча кокнут, куда я пойду без профессии? Заметано, буду вдовой.

ЗАРУБАЕВ. За упокой души! (Пьет.) А чего тебе, плохо, что ли? Перемещаться по квартире и скорбеть.

СИСЯЕВА. А обещали ведь не пить больше, товарищ Зарубаев!

АЭРОПЛАН. Что это у тебя тут за партийный контроль? (Пьет.) Гони ты, Зарубаев, эту шалаву. Мы и без нее справимся.

ЗАРУБАЕВ. Без нее нельзя. Ты – вдова, а она – экскурсовод.

АЭРОПЛАН. А я буду вдова-экскурсовод. (Пьет.)

СИСЯЕВА. Вы бы оделись, гражданка. Так, извините меня, не скорбят. Если в таком виде вы будете перемещаться по квартире…

ЗАРУБАЕВ (декламирует). Нетвердой походкой то и дело подходила она…

АЭРОПЛАН. Что ты знаешь о скорби, Сисяева-Писяева! Если в порыве скорби женщина сорока восьми лет немножко разделась… В конце концов, в таком возрасте можно себе хоть что-нибудь позволить? Как это хорошо сказано: вперяя слезящийся взор… Эх, слезы мои вдовьи! (Плачет.) Жалко мне Сергей Мироныча!

<p>Сцена третья</p>

Кабинет Кирова в Смольном. Киров и Драуле.

ДРАУЛЕ. Что-то не видно тебя последнее время. Уж не от меня ли прячешься?

КИРОВ. Что ты, Мильда! Зачем мне от тебя прятаться?

ДРАУЛЕ. Вот и я думаю – зачем? Обними меня, Киров. Хочешь, разденемся? Тут у тебя столы, папки, чернильницы, а мы – раздетые. Бодрит?

КИРОВ. Не очень.

ДРАУЛЕ. Да что же ты скучный такой! Ты – за новый быт? Мы с тобой такой быт заведем – закачаешься! Слушай, Киров, а мне твоя квартира нравится.

КИРОВ. Мне тоже.

ДРАУЛЕ. Удобная квартира, только мещанская немножко. Мы все эти рога оленя к чертовой матери выкинем… И шкуру медведя заодно – чувствуешь себя как в зоопарке.

КИРОВ. Мне эту шкуру полярники подарили.

ДРАУЛЕ. Да ты сам сегодня, как полярник.

КИРОВ. Не выдумывай.

ДРАУЛЕ. Точно. Отмороженный какой-то. Ну, хочешь, только я разденусь, а ты меня на руках по Смольному понесешь? Сам – одетый.

КИРОВ. Ни в коем случае.

ДРАУЛЕ. Почему?

КИРОВ. Да нехорошо чувства напоказ выставлять, понимаешь? И вообще…

ДРАУЛЕ. Что – вообще? Ну, договаривай!

КИРОВ. Надо нам… Расстаться. Нехорошо все это.

ДРАУЛЕ. «Все это»! Ишь, праведный какой! Я, что ли, «все это» придумала! Целый год ко мне в Луге приставал, каждое воскресенье ездил! Делал себе там преспокойно «все это» и – ничего, особенно не терзался. Только я тебя теперь так просто не отпущу, ты имей это в виду.

КИРОВ (саркастически). Вот как! И что же ты, интересно, сделаешь?

ДРАУЛЕ. Зря ты хвост распускаешь, ох, зря. Ты даже не представляешь, на что способна такая женщина, как я. Не знаю еще, что я сделаю, только живым ты от меня не уйдешь.

КИРОВ. Не бросайся такими словами, Мильда, можешь пожалеть!

ДРАУЛЕ. Я тебе, Киров, четко повторяю: от меня ты уйдешь только мертвым. А лучше не уходи. Разводись по-доброму со своей шизофреничкой и женись на мне. Развестись – это не так уж сложно. Тем более, что ты на ней даже не женат.

ГОЛОС С.-Т. Очень даже просто – разводиться. Я тут с товарищем с Камчатки в момент развелась. Мне как сказали, что он – шпион, так я и не поверила вначале. А потом поверила, развелась и послала ему письмо с проклятием.

КИРОВ. Не могу я разводиться, мы с Машей тридцать лет прожили.

ДРАУЛЕ. Ты с ней больше жить не будешь. И вообще жить не будешь.

КИРОВ. Замолчи!

ДРАУЛЕ. Ты больше не будешь жить.

КИРОВ. Смотри, Мильда, теперь я не гарантирую тебе безопасности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сестра четырех

Музей
Музей

«Музей» – третья пьеса в сборнике Евгения Водолазкина «Сестра четырех».«Пьеса "Музей" – не историческая и не социальная. Это не "история", а, выражаясь по-лермонтовски, "история души". Точнее – двух душ. Жанр я определяю как трагифарс – но с развитием действия фарс испаряется, остается трагедия. Грустная повесть о том, как – по Гоголю – поссорились "два единственные человека, два единственные друга".Герои – Сталин и Киров, место и время действия – СССР тридцатых годов. Я мог бы их назвать, допустим, Соловьевым и Ларионовым, но тогда пришлось бы долго объяснять, что один – волевой, а другой – не очень; я был бы рад поместить моих героев на Луну образца 2020 года, но тогда требовалось бы рассказать, отчего в этот момент там сложилась такая безрадостная атмосфера. Обычно я избегаю писать об исторических лицах, потому что реальный контекст отвлекает. Речь ведь идёт не о конкретных людях, а о человеческих типах».Евгений Водолазкин

Евгений Германович Водолазкин

Драматургия

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги