Читаем Музей. Архитектурная история полностью

Существенно, что в проектах проявились первые теоретические обобщения, в них предвосхищены черты многих музеев последующих десятилетий. Результатом стало сложение в Европе устойчивого архитектурного типа здания с двумя или четырьмя внутренними дворами, образованными галереями в форме греческого креста, с большим количеством помещений, превращавшего музей в образовательный центр, некий «алтарь просвещения».

«Храмовость» подхода к музею определяли и средства достижения определенного архитектурного эффекта: прослеживаются ясно выраженные композиционные оси, законченность и статичность объемов. Каноничность приемов вполне соответствовала представлению о любой музейной коллекции как об исключительном явлении, требующем тишины и порядка. Упорядоченность внутреннего убранства, запрограммированность раз и навсегда маршрутов движения – через колоннаду в вестибюль, из вестибюля по парадной лестнице в анфиладу залов – были направлены на создание обстановки торжественности и строгости в интерьере. Ведущим градостроительным приемом было выделение, обособленность, поэтому здание свободно обозревалось со всех сторон.

В создававшихся проектах музей представал в двух различных аспектах – как реальное здание и как некая идеальная норма, «архитектурная мечта времени». Во втором своем обличье музей мыслился как воплощение самой совершенной, «чистой» архитектуры, в которой зодчий меньше, чем где бы то ни было, связан требованиями практической необходимости[53]. Возможно, поэтому теоретические разработки получили практическое воплощение лишь частично и значительно позже.

Первые же музейные здания XVIII в.[54], хотя и появляются вследствие установления сциентистской стратегии отношения к прошлому, еще мало напоминают «храмы наук и искусств» следующего столетия. Уникальным для Европы оказывается здание Петровской Кунсткамеры, построенное в 1718–1734 гг. по проекту архитектора Георга Иоганна Маттарнови (илл. 6). Тенденции в российском музейном строительстве в этот период не уступают, а в некоторых аспектах и опережают европейский опыт. И хотя для XVIII в. было типично собрание редкостей или полюбившихся вещей, для которого первоначально и возводился музей[55], факт строительства отдельного здания и публичный характер показа коллекций могут считаться новациями для этого периода.

Не только возведение специального здания, но и особенности его планировки и архитектуры говорят об изменившемся статусе музея. Здание состоит из двух тождественных по внешнему облику трехэтажных корпусов, связанных воедино сложным по конфигурации в плане центральным объемом, завершенным многоярусной башней. Такая форма позволяла обеспечить максимальное количество дневного света для экспонатов. Восточный корпус с большим двусветным залом предназначался под библиотеку, симметричный ему западный корпус с таким же залом – под музейные коллекции. Несмотря на большое количество окон, некоторые выставочные помещения были образованы установкой двойного ряда кабинетов: одни располагались вдоль стен, другие в центре главных залов. Кабинеты в левом крыле вмещали коллекции минералов, монет, гемм и других ценных предметов, миниатюр и рисунков, заспиртованных рыб, рептилий и человеческих органов и прочих редкостей, в основном привезенных из Сибири и Китая. В центральном объеме и башне, первоначально завершавшейся деревянной вышкой, размещались анатомический театр и первая русская обсерватория, позднее к ним прибавились залы для научных заседаний[56].

В конце XVIII в. появляются еще два здания, созданные специально для обеспечения публике доступа к собраниям произведений искусства и вобравшие в себя многие элементы проектных изысканий прошлых десятилетий. Одно из них – музей Пио-Клементино в Ватикане, построенный по проекту Микеланджело Симонетти и Джованни Кампорези в 1773–1793 гг. и заимствовавший барочные формы из древнеримской архитектуры, другое – музей Фридерицианум в Касселе архитектора Симона Луи дю Ри, законченный раньше – в 1779 г. – и выполненный в неоклассической традиции (илл. 7).

Широкое, обособленно стоящее здание музея в Касселе с девятнадцатью пролетами, центральным фасадом с ионическими пилястрами, вытянутыми по всей поверхности стены, и шестиколонным портиком, дополняют элементы, которые впоследствии будут воспроизводиться в каждом музейном проекте на протяжении ста пятидесяти лет: ротонды, сводчатые галереи, внутренние дворики. На нижнем этаже находились обширные залы с колоннами, разделявшими пространство на три нефа. Здесь предполагалась выставка античной скульптуры. Левое крыло предназначалось для объектов «живой природы» – морских растений, бабочек, минералов и др. В правом крыле размещались коллекции монет, часов, графики и др., на верхнем этаже располагались библиотека и различные инструменты (музыкальные, механические, физические, математические).

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Мифы и легенды рыцарской эпохи
Мифы и легенды рыцарской эпохи

Увлекательные легенды и баллады Туманного Альбиона в переложении известного писателя Томаса Булфинча – неотъемлемая часть сокровищницы мирового фольклора. Веселые и печальные, фантастичные, а порой и курьезные истории передают уникальность средневековой эпохи, сказочные времена короля Артура и рыцарей Круглого стола: их пиры и турниры, поиски чаши Святого Грааля, возвышенную любовь отважных рыцарей к прекрасным дамам их сердца…Такова, например, романтичная история Тристрама Лионесского и его возлюбленной Изольды или история Леира и его трех дочерей. Приключения отчаянного Робин Гуда и его веселых стрелков, чудеса мага Мерлина и феи Морганы, подвиги короля Ричарда II и битвы самого благородного из английских правителей Эдуарда Черного принца.

Томас Булфинч

Культурология / Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги