Читаем Музей. Архитектурная история полностью

Еще один нереализованный проект в области современного искусства – новое здание Государственного центра современного искусства (ГЦСИ) в Москве – вертикальный элемент, который должен был бы возвышаться в центре Ходынского поля. Выставочные пространства были спроектированы в виде расположенных друг над другом галерей, что позволяло как посетить одну определенную галерею, так и просмотреть всю экспозицию целиком. Благодаря вертикальной организации пространства доступ к галереям упрощается и посетитель может подняться на нужный ему этаж, не проходя через все здание. Выставочные пространства расположены на верхних этажах здания, а основная деятельность ГЦСИ сконцентрирована на первом. Основная задача – создать быструю и простую навигацию. Эскалатор поднимается из фойе в выставочное пространство, проходит через зону хранилища и административные помещения, словно сквозь археологические слои, демонстрируя то, что стоит за выставкой. Многоуровневое фойе позволяет решать различные задачи, используя возможности парка. Многоуровневость как метафора многослойности смыслов и функций музея часто встречается в проектах современных музейных зданий.

Отмененное в 2018 г. строительство нового Музея обороны и блокады Ленинграда лишило нас новых подходов к политике памяти и способов работы с трудным прошлым. Новый музейный комплекс, посвященный ключевому для идентичности Санкт-Петербурга событию – блокаде, должен был стать смысловым центром прибрежного парка, который планировалось разбить в излучине Невы после вывода Главной водопроводной станции. Концепция, разработанная «Студией 44», предполагала, что музей в этом пространстве выступает не как здание, а как ландшафтный, парковый архитектурный объект. Такой эффект должен был достигаться за счет абстрактных объемов основных экспозиционных помещений, видимых сквозь деревья с большого расстояния. Архитекторы предложили использовать в качестве структурной единицы дом как символ выстоявшего города. Дома блокадного Ленинграда, израненные осколками снарядов, с заклеенными крест-накрест окнами, опаленные фугасным огнем, но – выстоявшие. Острые углы и узкие пространства между домами должны были символизировать сопротивление внешним силам, кольцу блокады, сжимающему город. Почти до половины своей высоты дома скрывались пологим коническим земляным холмом, который создавал бы ощущение гнета, давления, подобного тому, что оказывалось на город. Нижняя часть холма – публичное парковое пространство, инверсия античного театра, где нет сцены, но есть возможность кругового обзора окружающего ландшафта. Декорацией и главным действующим лицом в этом театре выступает сам город. В отличие от нижней части вершина холма недоступна для публики – она отделена рвом, дающим естественное освещение подземным пространствам музея.

Благодаря использованию метафоры дома возникает символическая топография города (с его дворами-колодцами, глухими брандмауэрами и узкими проходами) и его окрестностей. Это позволяет посетителю отказаться от жестко заданного экспозиционного маршрута внутри хронологического повествования и двигаться в разных направлениях, выбирая любую последовательность осмотра «домов».

Дома, которые формируют четко очерченный силуэт музея в экстерьере, становятся центральным ядром экспозиции. Главное пространство музея – зал круглой формы, расположенный ниже уровня земли, прорезанный входами в выступающие за контур холма тематические блоки музея. Каждый из домов – это музей в музее, отдельное пространство, посвященное своей теме. Четыре дома имеют этажи и подробно рассказывают о разных сторонах быта, производства и творчества блокадного Ленинграда. Четыре других – арт-пространства, посвященные ключевым темам, связанным с блокадой: голоду, холодам, обстрелам и смерти.

Структурной особенностью круглого здания музея является наличие рва, разделяющего сооружение на две функциональные части: собственно экспозиция находится внутри очерченного рвом круга (за исключением выступающих из холма объемов), а с внешней стороны ров окружен кольцом музейных инфраструктур. Семиметровый ров служит не только границей между функциональными частями комплекса, но и внутренней улицей, доступной для посетителей и служащих музея в летнее время.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Мифы и легенды рыцарской эпохи
Мифы и легенды рыцарской эпохи

Увлекательные легенды и баллады Туманного Альбиона в переложении известного писателя Томаса Булфинча – неотъемлемая часть сокровищницы мирового фольклора. Веселые и печальные, фантастичные, а порой и курьезные истории передают уникальность средневековой эпохи, сказочные времена короля Артура и рыцарей Круглого стола: их пиры и турниры, поиски чаши Святого Грааля, возвышенную любовь отважных рыцарей к прекрасным дамам их сердца…Такова, например, романтичная история Тристрама Лионесского и его возлюбленной Изольды или история Леира и его трех дочерей. Приключения отчаянного Робин Гуда и его веселых стрелков, чудеса мага Мерлина и феи Морганы, подвиги короля Ричарда II и битвы самого благородного из английских правителей Эдуарда Черного принца.

Томас Булфинч

Культурология / Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги