Музей «Шпионский Токио»

Уровень компетентности Зорге в дальневосточных вопросах поражал: уже 30 марта 1932 года, почти за десять лет до Перл-Харбора, он отправил в Москву доклад о том, что главным вопросом будущей войны на Востоке станет выбор Токио направления главного удара: на север, против Советского Союза, или на юг, против Великобритании и США. Его резидентура решала массу текущих, но оттого не менее важных задач. Зорге, как мог, пытался спасти Москву в провальном для нее «деле Нуленсов» и найти рычаги воздействия лично на Чан Кайши. Он познакомился с атаманом Григорием Семеновым и верно оценил возможности военной «реинкарнации» русской эмиграции в Китае.

«Рамзай» снова и снова вынужденно нарушал конспирацию, помогая хорошо знакомой ему разведке Коминтерна (у них не было своей рации, и Москва возложила эту заботу на военную резидентуру). Он непрерывно колесил по Китаю, выезжал в Японию и общался, общался, общался… Все это очень помогло ему в дальнейшем – и как разведчику, и как востоковеду. С точки зрения прикрытия Зорге уже тогда, в Шанхае, создал себе реноме крупнейшего знатока Дальнего Востока среди германских журналистов. И… едва избежал ареста: английские разведчики, в конце концов, вычислили его как большевистского агента, но сначала затянули с арестом, а потом ошиблись, приняв за «Рамзая» другого журналиста по фамилии Зорге, и в итоге совсем потеряли цель.

Зорге повезло: на исходе 1932 года его отозвали из Китая. Срок его командировки истек, а резидентура отчаянно нуждалась в «переформатировании». В Москву «Рамзай» вернулся победителем, а в середине мая отправился в новую командировку – в Японию.

6 сентября 1933 года резидент «Рамзай» сошел с борта трансатлантического лайнера «Императрица России» в порту Иокогама и отправился в соседний Токио, чтобы создать одну из самых эффективных разведывательных сетей в мировой истории. К началу 1934 года ядро резидентуры в Токио было собрано. Поначалу их было всего пятеро: Рихард Зорге, японский политолог, специалист по Китаю Одзаки Хоцуми, с которым Зорге познакомился в Шанхае, французский журналист сербского происхождения Бранко Вукелич, японский художник, присланный советской разведкой из Америки, Мияги Ётоку и радист, которого вскоре пришлось заменить на знакомого Зорге по Шанхаю немецкого коммуниста Макса Клаузена. В будущем эта сеть разрастется до тридцати пяти человек. Возможно, их было больше, но когда в первые послевоенные годы американская разведка начнет свое расследование деятельности советских разведчиков в Японии, именно это количество агентов, входивших в так называемое «шпионское кольцо Зорге», будет названо официально.

Почти два первых года пребывания в Японии резидент потратил на создание базы для легальной деятельности – к большому неудовольствию Центра, требовавшего активности и немедленных результатов. Однако ощепковские времена прошли, и Москва нашла в себе силы понять, что для работы нелегала в столь сложной стране, как Япония, ему требуется обжиться, стать своим, снять подозрения. Скрепя сердце IV Управление Штаба Красной армии разрешило Зорге более-менее спокойно работать над упрочением своих позиций специалиста по Дальнему Востоку. Это чрезвычайно важный момент для понимания причин успеха деятельности «Рамзая» в Японии, и вот почему.

Существует представление о Зорге как о светском льве, который целыми днями и особенно вечерами фланировал под руку с роскошными дамами по токийским посольским раутам, ночным клубам, застольям, в стельку напивался в элитных ресторанах и вообще приятно проводил время, каким-то загадочным образом попутно «добывая» сверхсекретные сведения у лопухов-собеседников. Такой образ, мягко говоря, далек от действительности. Приводимый в воспоминаниях его японской жены Исии Ханако, прожившей с ним шесть лет, примерный распорядок дня Зорге служит отличной иллюстрацией того, насколько он был собран и занят отнюдь не выпивкой: