Музей «Шпионский Токио»

«Православный ниндзя» – такого броского прозвища отечественная пресса удостоила удивительного человека, судьба которого как будто написана специально как киносценарий. Возможно, именно по этой причине снять о нем хорошего фильма никак не получается – ни сценаристы, ни режиссеры не могут сравниться с тем, кто рисовал линию судьбы этого героя. Актеры, выбираемые на его роль, выглядят беспомощными. Они с трудом пытаются отобразить лишь одну грань главного героя – показать его как борца, спортсмена. Но разве ниндзя – просто воин? И если он и вправду ниндзя, пусть даже православный – разве это все, что мы можем сказать о нем? Нет. Один из плеяды первых русских японистов, первый мастер и неутомимый пропагандист японских боевых искусств в России, выдающийся практик – тренер, спортсмен и в то же время теоретик борьбы, создавший новый ее вид – самбо. И, конечно, да – синоби в трактовке словаря Гошкевича – Татибана, то есть разведчик – все это он: Василий Сергеевич Ощепков.

Он родился 25 декабря 1892 года (по старому стилю) в поселке Александровский Пост (ныне город Александровск) на северо-западе Сахалина, в той его части, где не только климат куда суровее, чем в южной, но и нравы жителей несколько иные. Александровский Пост в конце XIX века в первую очередь – центр управления каторжных тюрем и поселений ссыльных. Рядом со страшной каторжной тюрьмой выросла и зажила, вокруг той тюрьмы вращаясь, как принято сейчас говорить, сопутствующая инфраструктура: дома и казармы ссыльных, охраны, мастерские, бани, почтовая станция. Родителями мальчика стали каторжанка (то есть заключенная, осужденная на каторгу за совершение тяжкого преступления) крестьянка Мария Семеновна Ощепкова и ссыльнопоселенец (человек, меньше провинившийся перед законом и либо сосланный на поселение в Сибирь, либо вышедший «на поселение» после отбытия срока каторги – обычно небольшого) высококлассный столяр Сергей Захарович Плисак.

Сахалин, зима, каторга. Простейшая логика подсказывает, что ребенка, родившегося в таком месте, в таких условиях и у таких родителей, должна была ждать незавидная судьба. И вроде бы тому есть немало подтверждений. Побывавший как раз в то самое время и в том самом месте Антон Павлович Чехов написал потом книгу «Остров Сахалин». Почитайте: в ней довольно подробно рассказано и о том, в каких условиях росли сахалинские дети. Многое из рассказанного Чеховым шокирует, например, упоминание о том, что рождение ребенка в семьях каторжных и ссыльнопоселенцев расценивалось как своеобразное наказание, а пожелание смерти собственному чаду не было большой редкостью среди сахалинских «отверженных». Но это только одна сторона медали.

Среди сахалинских каторжных встречались люди с очень разными судьбами, происхождением, уровнем образования, и на остров они попадали по самым разным причинам. Не только уголовники – воры, убийцы, насильники, не только случайно оступившиеся или не справившиеся с житейскими трудностями, но и «политические», нередко передовых для того времени взглядов, становились невольными обитателями Сахалина. «Вообще, здесь интеллигентные люди очень ценятся, – писал путешественник Иван Николаевич Акифьев, посетивший Александровский Пост в сентябре 1900 года и живший в доме отца Василия Ощепкова, – и интеллигентных каторжных и поселенцев не заставляют выполнять черные работы, а дают им мелкие канцелярские и другие должности, где они могут принести больше пользы»^{63}. Сегодня мало кто об этом помнит, но именно там, на Сахалинской каторге, вырос исследователь Антарктиды, соратник Роберта Скотта Дмитрий Семенович Гирев, чьим именем назван один из пиков ледяного континента. Там работал востоковед и исследователь айнов «политический» Бронислав Осипович Пилсудский. Отец поэта Даниила Хармса, Иван Павлович Ювачёв, был народовольцем и, как результат, стал каторжанином, а выйдя на сахалинскую полуволю, – писателем. Так что не каждому родившемуся за «краем земли» была уготована однозначно скорбная участь – Сахалин знал примеры успеха. И, судя по некоторым свидетельствам, юному Васе Ощепкову повезло – он попал именно в такое окружение. Основа его благополучия была заложена отцом-столяром. Мебель работы Сергея Плисака, в том числе из так называемого «наплыва березы», высоко ценилась не только на острове, где покупательная способность населения была объяснимо низка, но и далеко за его пределами – вплоть до Владивостока^{64}. В 1891 году изделия неизвестных сахалинских мастеров получил в подарок раненый цесаревич Николай Александрович, прибывший в Приморье из Японии^{65} – не работы ли отца Василия Ощепкова? Невероятно затейливы бывают нити судьбы…