Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Фонд Кверини-Стампалиа (Fondazione Querini Stampalia)

1

Фонд Кверини-Стампалиа – спокойный микс палаццо Гримани, штаб-квартиры одного из древнейших венецианских семейств, Музея Коррера, а также Ка’Реццонико.

2

Итак, дано: красивое палаццо с более чем скромной коллекцией картин – разномастный набор среднестатистической венецианской живописи – и одним безусловным шедевром («Сретенье Господне» Джованни Беллини), а также богатая бесплатная библиотека, открытая до двенадцати ночи, куда войти может каждый желающий, и ощущение бурлящей внутри жизни.

Его фонд обеспечивает «студенческая молодежь», достаточно плотно заполнившая все читальные залы второго этажа, и невысокая, но достаточно подробная живопись Пьетро Лонги – слишком темная – и Габриеле Беллы.

А также тактичная реновация начинки, выполненная известным модернистом Карло Скарпой и коснувшаяся в основном цокольного этажа, отныне закованного в мраморные латы с желобами для нечаянной воды из канала.

Мимо, кстати, скользят гондолы, в маленьком, почти японском садике темно от густой, ползучей зелени…

Структура третьего этажа похожа на то, как устроены другие палаццо: поднимаешься по лестнице и попадаешь в просторную, во всю ширину дворца залу, из которой в разные стороны разбегаются параллельные галереи.

Левая – с картинной галереей, правая – с личными покоями, забитыми мебелью, посудой и опять же камерной живописью.

Неожиданно в один из будуарных столиков вмонтирована гравюрка Ильи Кабакова…

То есть ждать можно чего угодно: ар-нувошные картины в одном из закутков или гипсовую модель скульптуры Кановы.

Мраморные полы, барочные бюсты, картины, деревянные резные панели, обязательный овал плафона на потолке, большая люстра…

Но впечатления «вот жили же люди» не возникает: это не бытовой мемориал, но реконструкция, подчищенная музейщиками, достаточно условная. Прохладная, с равномерной расстановкой предметов, учитывающих зрительское восприятие.

Такие небольшие художественные коллекции, имеющие минимальные возможности для выставочной ротации и заполнения лакун, минусы свои маскируют особенностями подачи, тщательно расставленными акцентами, как бы позволяющими микшировать недостатки.

Это же почти театр, создание выигрышных эффектов и обманок.

Хорошо, что не на пустом месте.

3

В первом же, вводном, зале стоит одиноко на подрамнике «Сретенье Господне» Беллини, хрупкая, горизонтальная композиция с личинкой Спасителя в центре и внимательными людьми вокруг. Один из них (крайний справа) смотрит тебе прямо в глаза, куда бы ты ни отклонялся.

Несколько следующих залов можно пропустить практически в полном составе: они состоят примерно из того же продукта, что и третий этаж Ка’Реццонико, только здесь все эти третьестепенные художники выглядят еще пожиже.

Ну и ладно. Стоит посетителю заскучать, как ему подворачивается зал с сорока небольшими, почти миниатюрными бытовыми зарисовками Лонги – начинается «основная» часть галереи, посвященная уже нравам веницейским. Художественная этнография per se: российские краеведческие музеи выставляют чучела да лапти, в Италии же цивилизация старше и разнообразнее, оттого и искусство. Окаменевшие слепки минувшей жизни, заменяющие карты и диорамы. Живопись без претензии на восхищение, довольствующаяся ролью свидетельства.

Похожий зал с картинами Лонги есть опять же в Ка’Реццонико – с такими же потемневшими, прокопченными слюдяными пленками, впитывающими в себя чужое внимание.

В следующем зале – уже четыре десятка больших городских пейзажей Габриеле Беллы, художника не очень сильного, но внимательного к деталям, зело памятливого.

На картинах, повешенных встык, с беллиниевской тщательностью[37] показаны места, которые… хм… не слишком уж и изменились с тех времен.

Сан-Дзаккария, Сан-Марко в разных ракурсах, видах и временах года, праздничный парад у Салюте, площадь Санти-Джованни-э-Паоло, «снятая» с высоты птичьего полета из точки зависания над шумным баром напротив, Скуола и церковь Сан-Рокко, другие какие-то узнаваемые места.

Вот что важно: у Беллини и Карпаччо, висящих в Академии, взяты те же виды и те же ракурсы, но большой художник парадоксальным образом сильнее других завязан на собственном времени. Хроникер схватывает типическое, обобщая (подкругляя) все прочее, – подлинный художник, выходя во вневременной коридор вечности, берет с собой все свое. «Если что-то я забуду, вряд ли звезды примут нас».

Не все картины Беллы поместились в этом зале, четыре вынесены в узкий коридор, возвращающий ко входу, и там обязательно нужно посмотреть предпоследнюю картину с лагуной, покрытой льдом: не каналы замерзли, но вся лагуна, показанная со стороны Сан-Микеле, куда я, по странному совпадению, сегодня плавал на кораблике.

Возле Новой набережной, совсем в малоголландском духе, кувыркаются и разъезжаются десятки человеческих фигурок. Почему-то больше всего не везет монахам в черных рясах.

4