Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Павильоны Германии и Франции, стоящие друг напротив друга, в этом году поменялись помещениями. Причем французы пригласили к себе, то есть, получается, в немецкий павильон, албанца с тонким видео про фортепианный концерт Равеля, а немцы выставили инсталляцию китайца Ай Вэйвэя с табуретками – демонстративно не новую, виденную уже в киевском PinchukArtCentre, где ее нельзя было фотографировать.

К американцам всегда самая большая очередь, пускают порционно, нехотя, точно ты за визой обращаешься и на тебя еще посмотрят, пускать или не пускать. А англичане сразу на входе выдают листы, на которые ты сам ставишь выбранный штамп, точно разрешают тебе на свою территорию въехать.

3

Или нужно обращать внимание не на политику, но на тренды и эстетические тенденции, радоваться, что живописи опять стало много, а видео – в разы меньше, чем в прошлые годы.

Что в моде странные маргиналы с почеркушками, в которых труда и времени больше, чем эстетического содержания.

Ну или что самые интересные экспозиции представлены в павильонах «временного содержания»: есть какая-то плавающая, но тем не менее закономерность в том, что, чем больше места занимает павильон и чем он красивее (наш строил Щусев), тем он более пуст и неочевиден.

Первачи и дебютанты стараются (в этом году впервые свою экспозицию показал Ватикан – в трех его залах интерактивное видео и фотографии Йозефа Куделки), тогда как завсегдатаи играют не с формами, но в основном с концептами.

С метарефлексией третьего уровня.

4

Впечатления сыплются градом, непережеванные падают в и без того забитый колодец восприятия; выходишь из павильона, тут же забыв, что же все-таки там было, поэтому важно все задокументировать. Сфотографировать, списать данные с этикеток. Таким образом, искусство еще более задвигается на задний план, выставляя вперед «проблемы и вопросы восприятия».

И пожалуй, главное: вдумчивое, внимательное рассмотрение всех подробностей и частностей национальных выставок в том виде, в каком они были задуманы, а не в том ураганном темпе, в каком смотрятся – да еще с попытками восстановления местного контекста, на который намекают многочисленные художники, получившие наконец интернациональную трибуну, – растягивает осмотр, делая его бесконечным.

Теряешься. Теряешь.

5

Биеннале самодостаточна и закрыта; думает она и говорит только о себе, о самом факте присутствия на этом могучем смотре-конкурсе, поэтому единственное, о чем здесь можно писать, так это о самом процессе потребления.

Лувр тоже большой, громадный, и от него тоже устаешь. В любом гранд-музее, однако, есть своя логика, ферментом помогающая переваривать увиденное.

На Биеннале важен момент необычности: все время ждешь, что посольство искусства очередной страны поразит тебя до невозможности. Таким образом, то, что уже просмотрено, перестает иметь хоть какую-то эмоциональную стоимость.

Тем более что ни одна страна не показала чего-то совершенно улетного – такого, чтобы можно было честно сказать: «О да, вот этот павильон – самый лучший!»

Все оно какое-то крайне честное, но, как елочные игрушки из анекдота про новых русских, почти не радует.

Апеллируя не к чувству, но к разуму.

6

И по мне, пожалуй, это самая важная тенденция нынешней Биеннале, хотя, возможно, дело не в общем кризисе современного искусства, но в моем собственном выгоревшем изнутри эмоциональном состоянии, а кризиса-то никакого и нет – все кружит, бурлит, пузырится и пенится, как тогда.

Как тогда…

То есть если ты уже попал в Венецию, то без Биеннале как бы не обойтись: не поставив галочку, станешь мучиться тем, что не увидел самого главного…

На самом деле этому ощущению обездоленности все равно за что цепляться – за очередную случившуюся на твоем пути закрытую церковь или иное какое проявление несамодостаточности.

Тщательнее надо с самим собой работать, Дима, тщательнее…

7

Все-таки для очистки совести и репортажности ради следует упомянуть некоторое из того, что понравилось.

Колокольный перезвон в павильоне Польши: звуковая инсталляция за закрытыми дверями – люди стоят у павильона и слушают оглушающие бум-бумы. Что внутри, не знаю, заходить не стал, побоялся за голову, но прикольно же.

В здании Израиля тебя встречает видео с диджеем, микширующим музычку – тыкс-тыкс-тыкс. Венесуэла расписала свои стены граффити и громко включила народную музыку. В одном из зальчиков процесс рисования граффити со словом «шок» засняли и превратили в мультик.

8

Дальше идешь по Виа Гарибальди на закат – в сторону Арсенала, где биеннального искусства ничуть не меньше, чем в Джардини. А может быть, даже и больше.

Самым затейливым тут вышел индонезийский зал, но его инсталляции описать невозможно: скульптурная, многофигурная и многосоставная инсталляция из традиционного искусства, мультипликационных образов и полнейшей инопланетности.

Египтяне выставили скульптуры, похожие на золоченые мумии, и отдельно от них стоящие саркофаги с окошками, в которых видны работающие компьютеры. И все это, разумеется, гораздо больше обычных человеческих размеров.