Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Здесь же, на выставке, показывают несколько разных копий разных эпох, исполненных в разных стилях, а также, уже в оригинале, многочисленные леонардовские штудии лошадиных морд, копыт, бегущих ног и прочей прикладной анатомии.

Наконец, в последнем и для меня самом любопытном помещении разместили всевозможные леонардески. Не только, кстати, ломбардские. Причем в самых разных техниках и жанрах – от станковой живописи до крохотных перьевых рисунков, зависимых от скорописи Леонардо, пытающихся скопировать или даже украсть его технологические секреты. Разумеется, безуспешно: внешнее калькирование всегда механистично и совершенно не одухотворено.

Интересно рассматривать, как и какие приемы большого художника растаскиваются и «идут в народ». Как тиражируются, постепенно выхолащивая тайный умысел, двусмысленные улыбки андрогинов. Как сфумато из легкой неуловимой сущности, соединяющей изображения в нечто нерасторжимо единое, превращается в пелену, наподобие катаракты.

4

Вечером, выполнив «домашку», записав дневные впечатления, прошелся по окрестностям, через «нашу» Формозу и Музей Кверини-Стампалиа вышел к совершенно пустой Сан-Марко. Оказывается, после заката сегодня туман. В улочках «мерчерии» этого не видно: витрины потушены, бары и рестораны уже не работают, окна отелей закрыты ставнями.

А на Сан-Марко – фонари как на вокзале времен Анны Карениной, пусто и тихо. Стулья кафе Florian составлены, Людовико Манин, последний дож Республики, спит в своей гробнице у северного портала базилики за толстой решеткой. Ему не странно.

Хищно сияют мозаики главного входа. Одиноко маячит новостройка – обычно подле нее кучкуется, ликует народ, а теперь никого; даже мавры на Часовой башне не подсвечены. Площадь сняла макияж, превратившись в оперную фанеру.

Подошел потрогать порфировых тетрархов; к пристани причалил кораблик, и гости шумною толпой прошествовали мимо колонн Сан-Марко и Сан-Тодаро, мимо Археологического музея и Кампанилы с чудесным входом-шкатулкой, придуманным Сансовино, растворясь в одном из боковых проходов. Среди измученных хроническим насморком колоннад.

Вновь тихо. Даже ветер в тумане какой-то бесшумный. Пробираясь сквозь негустое сфумато, он теряет скорость и звук, обретая запахи подтаявшей, начавшей подтекать свежести.

Кажется, что самое важное всегда ускользает, льется сквозь пальцы, обходит стороной. Точно в погоне за солнечным зайчиком, пытаешься накрыть «центр», а он мгновенно перемещается в другое место или просачивается сквозь руку.

Изредка попадаются прохожие. В каналах пару раз замечены активные рыбы.

У Святого Юлиана (Сан-Дзулиан) первый раз видел крысу, самую что ни на есть коренную венецианку. Она бежала, прижимаясь к оголенной, с зияющими ранами стене, на которой, между прочим, с другой стороны висит «Пьета» Веронезе.

Висит себе и висит столетиями. Плачет.

Слезы льют по щекам. Никак не пересохнут: повышенная влажность.

Биеннальные павильоны Украины и Азербайджана

1

По дороге из палаццо Фортуни к возвышенному и прекрасному мосту Академии пересекаешь большую площадь, где среди прочего два выставочных зала.

В одном – биеннальный павильон Азербайджана, в соседнем здании – Украины: выставочный городок в садах Джардини не в состоянии вместить все участвующие в смотре-конкурсе страны, поэтому павильоны многих национальных школ разбросаны по городу.

Блуждая по каменным лабиринтам, обязательно время от времени натыкаешься на яркие выставочные стенды-афиши с эмблемой Биеннале.

Можно задаться целью и собрать их все в лукошко примерно так же, как я это проделываю с церквями из списка Chorus; правда, у современного искусства своя специфика: все эти локальные экспозиции гораздо менее питательны и интересны, чем наборы разнокалиберных артефактов «сакральной культуры». Современное искусство (намеренно) лишено глубины и тайны, предпочитая заваривать суггестию, дающую ментальные тени, не внутри артефактов, но в самом потребителе. Максимально завися, таким образом, от уровня зрительской подготовки. Классическое искусство, проверенное веками, уже само по себе тайна и палимпсест, увлекающий желанием проникнуть внутрь.

Тем не менее биеннальные объекты создают, подобно церковным, еще одну сетку восприятия Венеции, упрощая задачи проникновения внутрь утопии, систематизируя их.

Собственно, именно поэтому я и предпочел в этот раз Венецию более универсальной Флоренции: сейчас биеннальные выставки дают возможность «без предварительной договоренности» заходить в обычно закрытые места – странные и не совсем профильные помещения, добавляющие смысла любым актуальным объектам.

Поэтому ловись рыбка, большая и маленькая.

Не взлетим – так поплаваем.

2