Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

«Тайна очарования у Тицианов и Веронезов заключается не только в блеске и гармонии красок, но и в красоте форм, в богатстве обстановки. Немаловажное условие эффектов колорита заключается в выборе предметов, представляющих повод к блестящей игре красок, к поразительным переливам света и тени: вот чем объясняется пристрастие колористов к роскошной наготе, к богатым волнующимся одеждам, к пышным архитектурным декорациям. Мысль венециянина любила облекать в формы цветущие, улыбающиеся, и случалось, по прихоти, увлечению или оплошности художника, эта мысль терялась в сладострастных контурах обнаженного тела, в блистательных, но чисто внешних атрибутах. Идеалы религиозного чувства, идеалы нравственной жизни созданы были другими школами живописи. Мир духовный был разработан. Осталось создать идеал мира внешнего, чувственного. Венециянская школа проявила его в полном блеске красоты и величия. Рафаэль вдохновлялся религией; Тициан не ищет идеалов вне пределов природы. Тициановы Венеры (в флорентийской трибуне) – богини по названию, женщины по красоте, полной страсти и соблазна, способны самому закоренелому спиритуалисту внушить некоторую снисходительность к форме, к материи.

Венециянские мастера, как и большая часть колористов, вообще немножко сенсуалисты. Они даже способны самую идею принесть в жертву форме. Венецияне не чуждались и религиозных сюжетов, но католицизм в этих картинах является в формах почти языческих.

Эпикурейцы в области искусства, живописцы здешние очевидно не любили изображать сцены страдания, охотно избегали изможденных, синевато-бледных фигур. Венециянская кисть любила земную жизнь в полном ее блеске, во всей ее красоте. Уносясь в небо, эти художники самый рай населяли чувственно прекрасными формами. В целом ряду этих лучезарных созданий достаточно указать на „Свадьбу в Кане“, сюжет, воспроизведенный несколькими мастерами, или на „Блудную жену“, дивный труд Бонифачио, – и вы в ту же минуту поймете, на каких предметах любило останавливаться воображение корифеев венециянской школы. Тициан, написавший портреты Лукреции Борджии и Пиетро Аретино, трудился над религиозными сюжетами уже под старость, когда душа ищет утешения. Чиконьяра, первый президент венециянской академии, можно сказать, обессмертил себя открытием „Успения“, одной из лучших картин Тициана. Долго это почерневшее полотно, это capo d’opera, оставалось забытым под сводами церкви Maria dei Frari. Чиконьяра добрался до него, обмыл слюной один уголок, убедился в несомненности мастера и предложил пастырю вместо этой, немного попорченной в верхней части картины совершенно новую. Пастырь принял предложение с восторгом.

Из Тинтореттовых работ замечательно здесь „Чудо святого Марка, освобождающего раба“. Но волшебство венециянского колорита достигает своей апогеи преимущественно в картинах светского содержания. Восхитителен труд Париса Бордоне „Рыбак, приносящий дожу перстень его, найденный в желудке рыбы“. В этой картине вам укажут на один профиль, в котором нельзя не заметить поразительного сходства с физиономией Наполеона.

Но, может быть, в целой Италии я не видел ничего оригинальнее картины Беллино „Святые Дары, уроненные в канал“. Это исторический факт, перенесенный художником на полотно с дипломатическою точностью. Вообразите католическую процессию, внезапно расстроенную неосторожностью священнослужителя; вообразите диаконов в полном облачении, бросающихся в воду, патеров, подающих шесты… Тут и сенаторы стали кидаться в воду; народ суетится, женщины в остолбенении… Только негру все это кажется непонятным, один он глядит на все это рвение с эфиопским равнодушием…»

Из «Италия в 1847 году» Владимира Яковлева