Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Впрочем, так его можно назвать весьма условно, ибо кураторы расположили экспозицию мимо персонального и даже хронологического принципов. Сегодня в Академии нет помещений, занятых только одним художником: картины группируются по циклам и размерам, растягиваясь вслед за увеличением форматов.

Именно поэтому в следующем зале примерно в равных пропорциях смешаны Тинторетто и Веронезе, а вот в соседнем, «самом главном» зале Академии Тинторетто уже больше. Поскольку размеры его картин глобальнее и требуют самых просторных помещений.

Зато боковую сцену здесь занимает самая грандиозная картина местной коллекции – веронезевский «Пир во дворце Левия» (луврский «Брак в Кане», разумеется, больше, но не намного), а по бокам от него – последняя, незаконченная картина Тициана («Пьета») и самый сильный Тинторетто – четыре картины, посвященные истории апостола Марка.

На первой («Обретение мощей апостола Марка») непрорисованные, полупрозрачные фигурки свидетелей центробежно разбегаются в сторону техник и технологий Сальвадора Дали; вторая («апостол Марк освобождает раба») центростремительна, ибо по ее нервным окончаниям бегают электроразряды.

Четвертая («Сон апостола Марка»), с одеждами персонажей в нижней части холста, нарисована грубо, едиными цветовыми пятнами, точно Тинторетто уже все знал о Гойе и даже о Домье с Курбе на пару.

В следующем зале относительно скучкован Тьеполо: в центре под потолком висит большое тондо, окруженное фигуристыми, как снаружи, так и внутри, кусками живописных иллюзий. Хотя в этом же зале есть и Порденоне, и еще два феноменально сдержанных Тинторетто.

Потом большие залы заканчиваются, и ты попадаешь в коридор с выставкой рисунков Леонардо, ведущий к двум залам – готическому, в котором каждой твари по паре, но больше всего семейства Беллини, ну и Виварини, которых в коллекции музея тоже, оказывается, много, – и к залу Скуола Санта-Мария делла Карита, которую основали внутри Академии и для которой специально под конкретное помещение работали Тициан, Тинторетто и много кто еще.

Покидая зал Скуолы, второе аутентичное, оставшееся с незапамятных времен почти неизменным помещение музея, ты возвращаешься в зал Марко Коцци – к расчерченному цветными балками потолку и царствию Венециано, к луноликим византийским иконам, понимая, что сделал круг.

3

Однако, если перед Скуолой скакануть в сторону, дорвешься еще до трех небольших залов, расчетливо оставленных на сладкое.

Там будет коридор, завешанный всякими проигрывающими по яркости картинами. На одном конце его – зал с картинами из Скуола Сан-Джованни Эвангелиста (тот самый знаменитый цикл Джентиле Беллини, в центре которого холст на всю стену с реальной исторической процессией, бесконечно идущей по просторам площади Сан-Марко), а с другой – комната для серии картин Карпаччо про святую Урсулу, после которой можно беззаветно полюбить не только жизнь, живопись, но и саму святую Урсулу, став членом ее фан-клуба.

В этот раз Галерея Академии не показалась мне утомительно большой, как это бывает в известных, «главных» музеях. Возможно, опыт, возможно, закалка последних дней. Возможно, нынешний возраст мой играет на сжатие (сжатость) этого насыщенного пространства, но ничего похожего на ощущения от первого визита сюда 16 лет назад я не испытал.

Тогда, с корабля на бал, первым делом я отправился в Галерею Академии. И такого мощного послевкусия у меня не осталось ни после старушки Пегги Гуггенхайм, которая с тех пор сдулась еще сильнее, ни тем более после Биеннале-97.

Я еще помню – или же заново придумываю – ощущение обвала, когда картины и залы сыпались друг за дружкой, все расширяя и расширяя впечатление, точно масштабы и зашкаливающий уровень красоты действительно раздвигают стены, заменяя окна (их в Академии почти нет, а те, что есть, плотно закрыты) и двери.

Теперь это просто музей, куда из церквей и опустевших палаццо скопом снесли местные артефакты, что выглядит очень даже по-расейски.

Венеция – страна масляной живописи и отдельных, автономных картин; самая первая из них почти без экспозиционного акцента висит в проходном простенке, оказываясь интереснее и ярче репродукций.

Это обстоятельство не только облегчало работу наполеоновских реквизиторов-эвакуаторов, но и создало особую, отличную от фресковой, культуру потребления прекрасного, которое отныне может быть: а) приватным; б) секулярным.

За фресками надо ехать в Тоскану, во Флоренцию или еще куда-то, в более старинные республики, понимая, что возраст перестает красить не только человека, но и произведения искусства, оставляя нам следы следов да виноградную оскомину вместо виноградного сока.

4

По тому, как сформированы коллекции тех или иных музеев, можно многое понять о периодах расцвета и упадка тех или иных городов, даже стран.

Америка – молодая страна, поэтому в ней так мало истории и так много музеев современного искусства, а классические картины вывезены из Европы в каких-то единичных, каждый раз особенных случаях.