Муж и жена – одна сатана

Признанный авторитет в историографии церкви Роланд Бейнтон,109 а его книги мы ещё процитируем и не раз, пишет:

«… папы периода Ренессанса были людьми светскими, ветреными, легкомысленными, чувственными, высокомерными и неразборчивыми в средствах».

«Создающие правила живут по исключениям» – написал Константин Мелихан. Аккурат про таких пап это сказано.

Если Вы, Серкидон, соберётесь стать высокопрестололюбом и папаведом, Вам пригодится следующая информация: за время жизни Мартин Лютер застал 10 (десять) пап. С шестью дружил и с четырьмя сражался.

Интересно мнение нашего давнего знакомого – Франческо Гвиччардини. Они с Лютером, как говорят в русских деревнях, годки. Родились в этом и тот же 1483-м году. В «Заметках» Гвиччардини можно встретить и – «Папа Лев рассказывал, что…», и – «Я говорил как-то папе Клименту…» Оба папы, выходцы из флорентийского аристократического дома Медичи. Земляки Гвиччардини! Вспомним «Горе от ума»:

«Как станешь представлять к крестишку иль местечку,//Ну как не порадеть родному человечку».

Папы по праву землячества «радели родному человечку» – Франческо, делали его то наместником, то посланником. Гвиччардини служил верно, но горе ему было от ума. И вот что диктовал ему этот ум:

«Не знаю, кому больше, чем мне, неприятны честолюбие, жадность и изнеженность духовенства – и потому, что пороки эти отвратительны сами по себе, и потому, что все они, по отдельности и вместе, мало подходят людям, жизнь которых, по словам их, отдана Богу, и, наконец, потому, что пороки эти противоположны, так что совмещаться могут разве лишь в весьма странном субъекте…»110

Таким весьма странным субъектом и был папа Лев Х. Оно конечно, папы разные важны, папы разные нужны111, но такой как Лев под десятым порядковым номером нужен был лишь затем, чтобы убедить Европу в необходимости Реформации.

Читаем наполненные нескрываемым конформизмом откровения Гвиччардини далее:

«Тем не менее, высокое положение, которое я занимал при нескольких папах, заставляло меня любить их величие в силу моих собственных обстоятельств. Не будь у меня такого отношения к их величию, я бы возлюбил Мартина Лютера, как самого себя, но не ради того, чтобы презреть законы христианской религии, как она обычно толкуется и понимается, а ради того, чтобы видеть, как скрутят эту шайку злодеев, то есть заставят их или очиститься от пороков, или остаться без власти»112.

«Шайка злодеев», именуемая иначе римской курией, ничего, кроме высокой духовности не производила. Она громоздилась на шее у мирянина и являлась вершиной огромного римского айсберга. К части основной и скрытой от мира под церковной сутаной принадлежали: любовницы, содержанки, прислуга, незаконнорожденные дети, мамки-няньки, друзья-товарищи, родные человечки, услаждающие слух поэты, писатели…

Припомним воробушка Аньоло Фиренцуолу, к щебетанию которого благосклонно склонял слух папа Климент VII… Ладно, Фиренцуола, много ли ему надо: клюнул крошку да – в окошко. Но толпились у Высокого престола бойкие советники, мыслители с истиной на устах, музыканты-виртуозы, архитекторы с дерзновенными проектами, живописцы, готовые за деньги расписать всеми красками и Бога, и ангелов, и чёрта лысого, ещё – артисты, шуты, комедианты. У всех один смысл – вознести папский престол если не вровень с Господним, то пониже всего только ступенечкой.

Но вернёмся к первому противнику Лютера, к «странному субъекту», к папе Льву Х. Всех взошедших на Высокий престол он сумел превзойти по разгильдяйству, мотовству и развращенности. Наша давняя знакомая Попрыгунья Стрекоза в сравнении с ним казалась бы скромной монашкой. Избранный в 1513 году, Лев Х провозгласил: «Давайте будем наслаждаться папством, которое ниспослал нам Бог!»

Чем и занялся. Отрешился от всех и всяческих пастырских обязанностей и целиком погрузился в языческие развлечения: музыка, танцы, театральные представления, карнавалы, украшение церквей, чтение непристойных стишков, азартные игры. попойки, оргии, охота. Ходил папа Лев в охотничьих сапогах, что мешало целовать ему стопы, но бесконечные просители-посетители как-то выкручивались…

Пожалуй, всё о папе. Дальнейшие описания могут превратиться в рекламу образа жизни. Завидовать начнём. Перед тем, как написать о более целомудренном участнике противостояния, позволю себе глубоко личное.

В шеренге весьма мною уважаемых философов достойное место занимает мистер Уолтер Шенди, отец незабвенного Тристрама. Своеобразно мыслящий джентльмен считал, «что хорошим и дурным именам присуще особого рода магическое влияние, которое они неизбежно оказывают на наш характер и на наше поведение». В устах наиправдивейшего капитана Врунгеля эта мысль выражена короче: «Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт»113. Шенди-старший утверждал, что многие Цезари и Помпеи сделались достойными своих имён лишь в силу почерпнутого в них вдохновения.