Муж, которого я купила

Это и ожидало их. Двоим удастся спастись, если они доедут до этого дома. Последний же был обречен.

— И кстати, — поинтересовался один из них, — который из двоих ваш муж?

Джоан встала у стола. Она откинулась на него, судорожно ухватившись руками за края и вжав голову в плечи. Казалось, крепко державшиеся за крышку стола руки были тем единственным, что помогало ей держаться на ногах. Но она все же смотрела прямо на солдата, и в ее глазах не было ни тени страха, лишь последняя, отчаянная решимость загнанного в угол животного.

— Вот мой муж, — ответила она и указала пальцем на Кареева.

Комендант Кареев посмотрел на нее. Глаза его были спокойны и становились лишь еще безучастнее, рассматривая ее. В них не было мольбы, лишь гордая насмешка над своим безнадежным положением.

Он просил о доказательстве истины, о том, которое невозможно было бы подвергнуть никакому сомнению. И вот он получил его.

Комендант Кареев взглянул в сторону рассветного неба, улыбающегося лучами, словно дитя, своей первой надежде на начало новой жизни. Затем он повернулся к солдату.

— Да, — холодно подтвердил он. — я ее муж.

Руки Джоан соскользнули с края стола, и ей пришлось снова ухватиться за него. Ее глаза расширились, словно глядя на то, в осуществление чего она и не смела верить.

— Пойдемте же, — сказал солдат. — Вы настоящий безумец, гражданин заключенный. Я не понимаю, чему тут вообще можно улыбаться.

Солдаты склонились над Мишелем, который едва двигался.

— С предателем все в порядке, — сказал главный. — ему по силам поездка в Нижне-Колымск. Положите его на сани, женщину посадите туда же и отвезите их обоих в город. Я отведу заключенного обратно на побережье. Отправьте приказ на Страстной, чтобы корабль направлялся к нам.

Джоан не следила за тем, как солдаты поднимают Михаила и относят его к саням. Она не заметила никого из тех, кто проходил мимо нее. Ее взгляд застыл на Карееве.

На лице коменданта Кареева отражалась лишь безмятежность, которая будто бы сглаживала те многочисленные морщины, заработанные Чудовищем за все годы его нелегкой службы. Он словно удивленно смотрел на что-то такое, что осознал впервые в жизни. Он не улыбался, но лицо его выглядело так, как если бы улыбка все равно блуждала по нему.

— Ну же, пойдемте, — поторапливал солдат, — в чем дело, гражданка? Перестаньте на него так смотреть.

— Можно я, — спросил Кареев, — попрощаюсь… со своей женой?

— Валяйте. Только быстро.

Комендант Кареев повернулся и встретился с ней взглядом. Затем он мягко улыбнулся и взял ее руки в свои.

— Прощай, Джоан.

Она не отвечала, лишь смотрела на него.

— Существует любовь за рамками любой справедливости, Джоан, я понимаю.

Она, казалось, даже не слышала его. Он добавил:

— И есть любовь за границами любой печали. Потому не беспокойся обо мне.

— Я не могу отпустить тебя, — почти беззвучно прошептали ее губы.

— Ты была моей. Ты подарила мне жизнь. У тебя есть и право отнять ее.

— Я бы лучше…

— Лучше бы ты молчала… Ты теперь передо мной в долгу. И потому я велю тебе быть счастливой — ради меня же.

— Я буду… счастлива, — прошептала она.

— Ты ведь не плачешь, правда, Джоан? Все это не так плохо, как кажется. Я не хочу быть призраком, который погубит ожидающую тебя жизнь. Достаточно ли ты сильна, чтобы пообещать мне всегда улыбаться при мысли обо мне?

— Я… улыбаюсь… дорогой…

— Вспоминай обо мне, когда в тех странах, куда тебя пошлют… в доме напротив торговца из Англии… ты увидишь… пляшущие огоньки.

Она подняла голову, стояла прямо, как солдат, вся во внимании. Она медленно сказала, торжественно выверяя каждое слово, будто поднимаясь на эшафот:

— Я не могу благодарить тебя. Я просто хочу, чтобы ты знал, что из всех поступков, которые я совершала, именно этот совершить мне тяжелее всего.

Он обнял ее и поцеловал. Поцелуй этот длился долго, словно он пытался им подвести итог всей своей жизни.

Они вышли на улицу вместе, рука об руку. Солнце радостно приветствовало их, выкатываясь из-за горизонта над лесом. Оно медленно поднималось все выше, протягивая свои лучи к ним с торжественным благословением. Далеко в лесу на ветках голых деревьев белый снег блестел слезами от опаляющего рассвета, и слезы эти капали повсюду, переполняя лес тихой печалью. Но высокие старые деревья возвышались под светлой лазурью неба, словно почтенно приветствуя вновь зарождавшуюся жизнь, как в первый раз. И по всей равнине снег блестел под солнечными лучами, переливаясь всеми цветами радуги.

— Во славу мировой революции! — рявкнул солдат и вытер нос рукавом куртки.

Их ожидали двое саней, лошади которых были повернуты в разные стороны. На одних санях сидели двое солдат, ожидавших своего заключенного. На других лежал Мишель, который стонал от жара, все еще без сознания. Рядом с ним сидел солдат, державший в руках поводья.

Джоан остановилась. У нее не было сил идти дальше. Комендант Кареев спокойно улыбнулся. Он заметил, что ворот ее пальто распахнут, и пристегнул его обратно. Главный среди солдат подтолкнул ее к саням.