Муж на час

Может оттого, что слышала всё по второму разу, а может от сознания, что эта возня — завершающая, но Людмила уже не чувствовала недавней глухой тоски из-за бессмысленности происходящего. Если звёзды на небе зажигаются, значит, это кому-нибудь нужно. Если фильмы Княгини выходят на экран, значит, это кому-нибудь пригодится. Не зря ведь Министерство культуры даёт ей гранты. Интересно, а в министерстве видели хоть один фильм студии «Княгиня-продакшн»?

— Вот, Лида, здесь расшифровка вчерашнего интервью и хронометраж приличных фрагментов, — отдала она кассету Лидуше. — Всё на этом, я дела передала полностью.

— Спасибо, — ответила та и немного помолчала. — Ты сейчас куда, домой?

— Да, домой поеду. Устала с этой расшифровкой, голова совсем тяжёлая.

— На метро поедешь?

— Нет, в метро я, наверное, долго ещё не смогу спускаться, — помотала головой Людмила и ответила на вызов мобильника. — Алло!

— Привет, это я, — сказал Игорь. — Слушай, я не могу ждать до завтра, я соскучился!

— И я тоже, — улыбнулась Людмила. — Что делать будем?

— Терпеть, — вздохнул Игорь. — До вечера. Я тут проковыряюсь часов до девяти. Может быть, потом, часам к одиннадцати за тобой заехать? Ты где будешь?

— Дома, где же мне ещё быть, — Людмила отошла от Лидуши, которая слушала её разговор с мрачным любопытством. Больше слушать было некому — Ксения Борисовна ушла, а Нина с Мишей курили на лестнице. — Я поздно ложусь. Слушай, а у меня новость!

— Хорошая?

— Наверное. Я с работы увольняюсь!

— Умница. Я тобой горжусь. Давай, вечером всё расскажешь!

— До вечера, — сказала Людмила в уже замолчавший телефон и поняла, что опять улыбается во всё лицо.

— Кто это был? — Спросила Лидуша.

— А? Да так, муж звонил, — не стала объяснять Людмила.

— Слушай, я же тебе конфеты принесла! — сказала Лидуша. Она подошла к своему столу, достала из ящика пластиковый пакет и протянула Людмиле — Вот!

Людмила заглянула в пакет и увидела знакомую сине-серебристую коробочку, похожую на сундучок.

— Ты же Нине сказала, что у тебя нет конфет!

— Это не для всех, это только тебе, — мрачно объяснила Лидуша. — Я ведь тебе обещала.

— Спасибо, — сказала Людмила и попыталась достать коробочку.

— Не доставай, дома съешь, — остановила её Лидуша. — А то набегут эти, всё сожрут. Не для них конфеты, для тебя.

— Ну ладно, — не стала спорить Людмила. Лидуша выглядела издёрганно-измученной, и не хотелось её нервировать. Дома, так дома. А ребятам она завтра отвальную устроит, принесёт какой-нибудь тортик или пирог повкуснее.

Москва за окнами автобуса перевалила самый зной, но всё ещё плавилась под горячим солнышком. До дома Людмила добиралась в душном автобусе, заранее смирившись с возможными пробками. Но особых пробок не случилось — видимо, она успела выехать раньше часа пик. Автобус был полон. На соседнем с Людмилой сидении сидел мужчина лет пятидесяти, который кряхтел и возился — страдал то ли от жары, то ли от близости нагого женского тела. Тело принадлежало девчонке, стоявшей над их местами и демонстрировавшей максимум возможной наготы. Её майка заканчивалась примерно на ладонь выше пупка, джинсики — на ладонь ниже. От того, что девчонка тянулась вверх, держась за поручень, её юное гибкое тело выскальзывало из штанов и казалось, ещё чуть-чуть, и совсем выскользнет из низкого пояса. Всем этим своим гибким, юным, обнажённым она сверкала перед носом бедного дядьки, покачиваясь, и на резких торможениях и поворотах чуть ли не прислоняясь к его лицу. Тот кряхтел и ёрзал до тех пор, пока не освободилось место, и девчонка не уселась позади них. А как уселась — вздохнул облегчённо и полез за платком утирать взопревшую плешь.

Сценка вызвала ощущение дежавю. Людмила вспомнила, почему — девчонка чем-то напоминала ту голозаденькую, что шла перед ней в тот вечер, когда она упала в метро. В тот вечер, когда в её жизни появился Игорь. Людмила смотрела в окно и улыбалась. Радостно ей было, словно сбросила она с себя тяжёлый мешок, который тащила неизвестно куда и непонятно зачем. Неудобный, надоевший мешок с мёртвым словом «должна». И теперь, впервые в жизни, она никому и ничего не была должна: ни жить с нелюбимым мужем, ни тянуть лямку постылой работы. «А Сонька?» — пискнул кто-то ответственный, и она согласилась — да, Соньке должна. Должна научить её быть счастливой. А как научит, пока сама не станет, а? «А чем жить теперь будешь? На какие шиши? — не унимался ответственный. — И жить после развода где собираешься, а?» «Решится, всё решится, — успокоила Людмила то ли себя, то ли свой внутренний голос. — Может, и вправду обратно в школу попрошусь. Главное я сделала — захотела изменить жизнь».

Она несла домой это своё настроение: всё так, всё она сделала правильно. И походка, она чувствовала, от этого настроения сделалась упругой, плечи — летящими, а глаза такими, что выпивохи возле овощного павильона, все трое, не сговариваясь, посмотрели её вслед. И один из них, сизоносый дед в сетчатой майке и шляпе в дырочку, сказал.

— Блин, мужики, мне бы вместо моей грымзы такую бабу, я бы не с вами тут бухал, а только возле неё и сидел бы!