Муж в наказание

Я жду, когда Эмир оставит меня, а он и не думает шевелиться. Стоит неподвижно, точно к полу намертво примёрз. Таким образом он держит данное мне обещание не оставлять меня одну.

Пользуясь случаем, пробегаюсь по нему взглядом снизу вверх.

Рубашка его вся мокрая, брюки тоже никуда не годятся. Не явится же он в таком виде на ужин?

Я приподнимаюсь, плотнее заворачиваюсь в полотенце, чтобы не сползло, и решительно подхожу к Эмиру. Становлюсь напротив, в глаза заглядываю, позабыв о неловкости.

— Тебе тоже нужно переодеться, — тихо проговариваю, поднося руки к верхней пуговице его рубашки. Ресницы мои трепещут, сердечко, напротив, замирает от волнующей близости. — Не пойми меня неправильно, но я же всего тебя намочила.

— Конечно, продолжай, — понижает голос.

Мужская грудь напрягается, тяжёлое дыхание кожу плавит похлеще плавильной печи, руки мои дрожат, как неродные. Тем не менее я расправляюсь со всеми пуговицами, выдёргиваю полы рубашки из брюк, развожу их в разные стороны и замираю, увидев перед собой загорелый рельеф стальных мышч.

В глаза бросается шрам в области ключицы. Круглый и на вид шершавый. В остальном это тело идеально, что ненароком подкашиваются ноги и в глотке становится нестерпимо сухо.

Я скидываю рубашку, стараясь не прикасаться к его коже, чтобы не получить электрический разряд.

Во всём этом не должно было быть никакого скрытого подтекста. Так я думала, пока одна ладонь Эмира не ложится на мою талию. Я цепенею моментально, а другая его рука уже тянет за кончик полотенца, которое через секунду валится к моим ногам.

Нет никакого смущения внутри, только необъяснимое томящееся чувство, овладевшее каждой клеточкой моего предательского тела.

К лицу моему приливает кровь, кожа вспыхивает под его потемневшим взглядом, блуждающим по телу, а руки мои мне уже не подчиняются. Против воли творят нечто странное. То, что я не могла бы позволить себе раньше.

Не сводя с него глаз, я расстёгиваю ремень, выдёргиваю его из шлёвок и бросаю на пол. Уголки губ Эмира вздрагивают в едва проглядывающейся улыбке, когда я замечаю выпуклость в области ширинки его брюк. Сглатываю, понимая, к чему всё это ведёт, но почему-то не отступаю, хоть и должна. Должна прекратить это немедленно.

— А ты оказалась нетерпеливой, — охрипши произносит, поднеся ладонь к моему подбородку, большим пальцем он проводит по сухим губам. Другая рука его уверенно скользит по моему бедру вверх, разнося дрожь по всему телу. Эмир тянется губами к моему лицу, я со вистом втягиваю воздух, когда его губы накрывают мои, но он лишь произносит в них: — Извини, но как-нибудь в другой раз. Мы не можем задерживаться.

Эмир отстраняется от меня на шаг, чтобы напоследок запечатлеть мой обнажённый и униженный образ, а потом скрывается в комнате, предоставив мне возможность выдохнуть.

Рухнув на кафельный пол, я наконец прихожу в себя.

Что это было?

Под натиском нахлынувших ощущений я чуть было не предложила себя человеку, лишившего меня всего: прошлого, будущего, даже имени родного.

Это был какой-то гипноз. Странный, неподдающийся никаким объяснениям. И с этим чувством неудовлетворённого возбуждения, окутывающим мой разум словно коконом, я просидела бы ещё долгое время, если бы Эмир снова не показался в ванной комнате.

Держа какую-то зелёную тряпку в руках, он поднимает меня с пола.

— У нас нет времени. Тебе нужно одеться, — прикладывает платье ко мне, хмыкает. — Не твой фасон, но тебе должно подойти.

Как чётко Эмир подметил, говоря, что это не мой фасон. Да и платьем эту необъятную вещь сложно назвать. Оно в пол, совершенно не подчёркивает фигуру, делая из меня бесформенное непонятно что.

Как оказалось, ужин проходит на свежем воздухе под звёздным небом. Эмир крепко держит меня за руку, когда мы выходим из особняка на террасу, откуда слышатся голоса, преимущественно женские.

— Не переживай. Мы не станем задерживаться. Отужинаем и вернёмся в спальню, — шепчет он на ухо успокаивающе. И его слова странным образом вселяют в меня уверенность и смелость.

Я слышу командный тон женщины, произнесённый на турецком. Голос мне кажется знакомым, и только когда мы подходим к столу, я понимаю, что этот голос принадлежал Гюнь.

Я врастаю в землю, стоит увидеть скольких человек мы тут задерживали. По меньшей мере больше дюжины. Глаза мои в растерянности разбегаются, поэтому я не могу сказать с точностью.

Среди них только двое мужчин. Каплан, что сидит во главе стола и зорко бдит за каждым присутствующим за столом, и ещё один мужчина, который теперь с интересом разглядывает меня, заставив спрятаться за спиной Эмира и не дышать.

Неприятно. Ощущаю себя экспонатом на аукционе.

Остальные за столом тоже оценивающе таращатся на нас, среди них также есть те, кто смотрит на меня покровительственно, но есть, к моему удивлению, и исключение в виде одной взрослой женщины, в чьих глазах я не наблюдаю ни толики неприязни. Эта милая с виду женщина отличается от всех присутствующих тем, что она искренне улыбается, глядя на наши с Эмиром сцепленные в замок пальцы.