Муж

— Не решают! — соглашается. — Но сейчас я только немного полюблю тебя, а потом займёмся проблемами!

Его пальцы снова вцепляются в мои руки, но я вырываюсь, вскакиваю, хватаю дорожную сумку и начинаю забрасывать в неё свои не столь многочисленные пожитки. Кажется, только в это мгновение до него доходит вся серьёзность ситуации, а до меня — дрожь в его руках в тот момент, когда он прикасался.

Он вскакивает тоже, но больше не приближается:

— Что ты делаешь? Куда ты? Куда ты? — его голос спокойный, но дыхание… он будто не может дышать.

Я поворачиваюсь к нему, чтобы излить, наконец, всё, что накипело, но от того, что вижу, не могу разжать челюсть: его зрачки расширены, в глазах ужас, а лицо выглядит так, словно он впервые в аду, и от увиденного в Преисподней не в состоянии скрыть эмоций.

Господи, думаю, что он делает? Зачем? Ведь самому плохо, тогда ПОЧЕМУ? Для чего?

— Сколько можно унижать меня, Алекс? — взрываюсь. — Ты притащил меня сюда в качестве кого? Коврика для ног у двери в твою спальню?

Он смотрит в упор, и при слове «коврик» всем телом вздрагивает.

— Мне это не нравится! — рявкаю так, словно меня живьём жгут. — Нет! Меня это бесит!

— Что… ты… делаешь? — шепчет и, кажется, вот-вот задохнётся.

У меня эмоциональный шквал, неуправляемый гнев, свирепая обида, и я не вижу, не понимаю, что у человека напротив панический приступ. Просто в моей жизни не было людей, обладающих настолько уязвимой психикой.

— Я уезжаю, ты не видишь? Я не могу находиться там, где надо мной все потешаются. Закажи мне такси.

На лице у него нечто страшное. Он пятится назад, затем резко разворачивается и бросается в ванную. Я слышу, как льётся вода, пока собираю по комнате свои вещи: косметику, книги, гаджеты. Пытаюсь ввести пароль для wi-fi, на который у меня до этого не было ни времени, ни желания, и найти место своей дальнейшей дислокации — другой отель, пусть самый простой, но подальше отсюда.

Martova — Say My Name/Cry Me A River

Через десять минут, а по ощущениям спустя вечность, Алекс снова в спальне. Его голова полностью мокрая, волосы приглажены назад, он больше не задыхается, и в глазах человек, а не вусмерть напуганный грешник. Несмотря на вполне вменяемый вид, он очень напряжён, сосредоточен. Примерно, как когда разговаривает с кем-нибудь по работе, но во много раз сильнее. Догадываюсь, что он засунул голову под холодный душ, чтобы совладать со своей истерикой: ему нельзя быть несдержанным, импульсивным, ведь он мужчина, и должен гордо называться таковым.

— Пожалуйста, давай поговорим, — предлагает спокойно, а у самого пальцы побелели от того, с какой силой он вцепился в спинку стоящего у моего зеркала стула.

— Не о чем уже говорить, — отвечаю так же спокойно и погружаюсь в планшет в поисках подходящего варианта.

Внезапно слышу тихое:

— Можно подойти?

— А ты боишься, я тебя укушу?

— Нет, я боюсь другого. Боюсь вызвать у тебя ещё большее раздражение.

— Что за бред?

Алекс приближается, бесшумно опускается на пол рядом с кроватью. В таком положении — словно на пьедестале, когда он у моих ног, я боюсь смотреть ему в глаза и продолжаю пролистывать страницы отелей, не понимая, что вижу, что делать, что думать, и как, вообще, мне быть.

— Прости меня, — медленно, тихо и очень спокойно начинает. — Я допустил ошибку, неправильно расставил приоритеты.

Это он зря сказал. Молча, слушаю дальше.

— Я… я не умею, не знаю… просто не знаю, как нужно! Дело в том, что мой прежний образ жизни несколько отличался от теперешнего и… и я не совсем понимаю, где, когда и как перехожу границы. Сейчас понимаю, чем именно сделал тебе неприятно, но не в тот момент… прости меня, пожалуйста! — переходит почти уже на шёпот. — Я не нарочно, поверь! Просто не всегда понимаю важные вещи… вовремя.

От его огромных, переполненных страхом и сожалениями глаз, не моргая, глядящих в мои, у меня в горле ком.

— Помоги мне… научи! Подтолкни, одёрни, ударь, накричи, но научи! Не нужно уходить! Это неправильно! Это не выход! Проблемы нужно решать!

Я молчу, потому что нет ни единой адекватной мысли. Только чувства: переполняющие, острые, режущие и сладкие одновременно. Кто-то сказал, что в любимом человеке не замечаешь недостатков, но вот же они! Все налицо! А я не могу оторвать глаз от его карих радужек, от идеальных линий лица. Понимаю, что уйти от него очень сложно и больно и… нужно ли?

Не дождавшись от меня ни слова, Алекс решается на вопрос:

— Тебе не нравится, что ко мне… прикасаются другие женщины? — произносит так тихо, будто сам боится своего вопроса.

— Сам дошёл? — рявкаю так резко, что он аж вздрагивает.

— Нет, мне Марк сказал, — облизывает губы, — что тебя раздражает, когда ко мне прикасаются. Но это не Марк должен был сказать, а ты! Ты должна была сразу же мне всё сказать! — в его голосе и взгляде как будто обида. — Я не понимаю… этих вещей. Знаю, я немного покалеченный в плане нравственности, но всё ведь можно исправить, так? Ответь что-нибудь! Не молчи! — снова шепчет.