Мужчина апреля

Конечно, о чем же еще? Который сейчас час, интересно? Сколько времени прошло? Час? Два? Три? Из-за шторы все еще пробивался свет – хороший знак, значит, пока не стемнело.

– Нам надо вставать, Томми. Вдруг сейчас придет Айна или Туяра. Представляешь, что будет, если они увидят нас голыми в Гретиной постели?

– Прости, я тебя в это втянул. Я понимаю, чем и как ты рискуешь. – Томми сел в кровати.

– Это я тебя втянула.

– Нет, я. Ты мне сразу понравилась. С первого взгляда. Ты была такая растерянная, как девочка.

– Девочка! Я ведь тебя почти на десять лет старше.

– Я этого не чувствую. А ты что подумала, когда меня увидела? А, ну да, ты же видела календарь…

– Я в тебя влюбилась еще до того, как увидела вживую. Даже до того, как увидела этот треклятый календарь. Мне приснился сон – и в нем был ты. Я чувствовала что-то невероятное… – Я снова утянула Томми на подушку. – Вот так… Вот так я чувствовала во сне.

Мы снова целовались, снова занимались любовью. Потом торопливо одевались, приглаживали постель, натягивали полиэтилен, поднимали шторы, открывали окно – в спальне терпко пахло сексом. Надо было что-то сделать с простынями, впитавшими в себя наши соки, но сил на это не было. Томми вывел меня в гостиную, я шла за ним, пошатываясь. С закатившимся от нежности сердцем я заметила, что Томми прихрамывает – я и забыла, что он прыгал из окна, только бы не стать конкубином. А при этом любил женщин! Странный мальчик какой. Полжизни бы отдала, чтобы сейчас просто заснуть на его плече, не задумываясь об обреченности этой запретной любви. Радости страсти… Как же! Я вот убила бы за него, не задумываясь, как Ника за своего нерожденного ребенка. Наконец-то я ее понимаю. В гостиной я остановилась у пианино, взяла в руки фотографию молодой Греты.

– Как она тебя нашла? Когда?

– Семь лет назад. Мне было двенадцать. Она долго искала. Иногда мне кажется, что она и в политику пошла, чтобы меня найти. Политика дала ей средства и возможности. У мамы ведь много сторонниц. Они для нее готовы на все, ты не знала?

– Ну… Так прямо на все?

– Одна имела доступ к базе ДНК всех мужчин страны. Есть дата моего рождения. Нужно было просто прогнать базу родившихся в этот день мальчиков через компьютер, сопоставляя с ДНК Греты. Весь процесс занял часа полтора, не больше. Но мама к этому шла много лет. Жизнь на это положила.

– Ты хочешь сказать, что вся ее борьба за права мужчин – это только чтобы вернуть тебя?

– Нет, конечно. Возможно, началось с меня. А потом стало ее миссией. Мама в это свято верила. – Томми грустно улыбнулся. – Грета бы сейчас отругала меня. Она не разрешала называть себя мамой, даже когда мы были вдвоем. Боялась, что я привыкну, а потом вырвется случайно.

– А Айна? Она знала?

Томми помолчал.

У меня в кармане зазвонил телефон. К черту! Но он звонил, звонил, звонил. Томми смотрел на мой карман. Я вынула телефон. Взглянула на экран. И тут звонок оборвался. Звонила Лена.

– Все в порядке? – спросил Томми.

От Лены упало сообщение. На экране высветилось начало. «Посмотри видео. Это важно». Лене – важно, мне – нет. Упало еще сообщение – вложенный файл. Я убрала телефон. Томми молчал, рассматривал свои острые колени.

– Айна знала? – повторила я.

Он ответил не сразу.

– Она не знала. Для Греты было очень важно, чтобы Айна и Туяра ни о чем не знали, она берегла их и не хотела подвергать риску. Но Айна, по-моему, догадывалась. Вот ты же догадалась.

– Я догадалась, потому что я… потому что я тебя люблю.

– А она любила маму. И ревновала. Но она бы ревновала, даже если бы знала наверняка. Что хуже – любовник или сын? Ей не хватало Гретиного внимания. Близости, которая была между нами. Но мама любила Айну, сильно любила. Когда мама задумала историю с календарем, мы с ней обсуждали, что это удачный момент, чтобы все рассказать Айне. Мама сомневалась, а я уверен: Айна бы поняла и помогла. Айна – настоящая. Сильная. И очень верная…

Я вспомнила Айнину ярость и крики, Айнин непроницаемый взгляд и резкие движения, Айнин костюм дзюдоистки. И этот бубен над дверью.

Ох, не знаю, не знаю… Что Томми видел в жизни? Скольких женщин знал? Что он понимает в ревности? Разве что сегодня что-то понял… Как хочется его снова поцеловать. Но нельзя, нельзя… Мне надо уходить. Вот прямо сейчас уходить. Но вместо того, чтобы пойти к двери, я плюхнулась на диван. Сил у меня не осталось никаких.

– А календарь? Зачем это все понадобилось? Зачем такой риск?

– Я был против. Мне казалось, это слишком опасно. И какой из меня мужчина месяца? Но мама настаивала. У нее было много врагов, она хотела быть уверенной, что если с ней что-то случится, то я смогу выкарабкаться, у меня будут разные карьерные возможности… А потом с ней и вправду – случилось. Прямо в день выхода этого календаря.

На ресницах у Томми задрожали слезы. Господи, мальчик три дня назад потерял мать. А я сижу тут, терзаю его… То своими вопросами, то своей неуемной страстью. Изнываю от желания опять затащить его в постель. Веду себя, как преступница.

– Сомневаюсь, что этот календарь меня защитит.