Мужчина без чести (СИ)

– Да, я понимаю…

– Ни черта. Ни грамма не понимаешь! Я не смогу стать тем, кого он должен будет во мне видеть! Стать его отцом! Я не смогу защитить его, не смогу ему помочь и не смогу дать ему даже совета… простого совета! А все потому, что слушать совет оттраханного мужчины, – он с такой силой ударяет по доске пола, что Белла вздрагивает, прикусив губы до самой крови, – все равно что расспрашивать заключенного о правопорядке!..

Белла смотрит на него широко раскрытыми глазами и часто дышит. Смотрит, впитывая в себя каждое слово, пропуская через тело. Слезы уже набухли, уже готовы катиться вниз, но держатся на месте. Из последних сил.

– А самое страшное, что я не смогу его любить… так, как надо. Как он заслуживает.

Заканчивая, Эдвард тяжело выдыхает, закрывая глаза. Тщетно старается выровнять дыхание и унять дрожь. Огонь внутри все еще пылает. Чтобы он затух, нужно не меньше часа спокойствия, брать который неоткуда.

– Неужели если бы это случилось со мной, – после нескольких секунд молчания, негромко и дрожащим голосом, но с ощутимой уверенностью внутри, уверенностью в нем, как и прежде, спрашивает девушка, – ты бы позволил мне убедить себя во всем этом?

Выдох. Еще вдох – отказывается пока терять самообладание. И смотрит так пронзительно, так честно, что не посмотреть в ответ – неизмеримый по жестокости поступок. Эдвард не выдерживает – смотрит.

– Нет… – сомневаться не приходится. И не пришлось бы.

– Вот видишь, – уголков побелевших губ касается улыбка, – тогда почему ты решил, что это дам тебе сделать я?

– Мы отличаемся друг от друга.

– Всего лишь полом…

– Хотя бы полом, – Эдвард мужественно продолжает говорить, хотя жжение в горле уже просто невыносимо, – ты – женщина.

– Это не значит, что я не могу тебя защитить, – она робко прикасается к его груди, проводя линию ровно там, где сердце. По царапинам, затянувшимся коричневой коркой.

– Не можешь. Ты можешь помочь зализать раны, но не защитить. И это все, на что теперь способен и я сам…

– Неправда. Никто, кроме тебя, меня не защищает.

От ее веры боль нарастает. В том же самом сердце – под невидимой линией.

– Хочешь честно? – стараясь проигнорировать пламя внутри, говорит Эдвард. – Если бы мы с тобой шли по улице и на пути оказался бы мужчина, пожелавший причинить тебе вред… большее из того, что я мог бы сделать, было бы закричать вместе с тобой.

Верно. Верно и честно, ничего не поделать. Одна лишь мысль почувствовать рядом человека, хоть как-то напоминающего Пиджака, – режет на части. А то, что при этом будет рядом Белла, что она может пострадать – заживо сжигает.

– Хватит, – обрывая мужа, Белла на удивление ловко поднимается со своего места, оказываясь рядом с ним. Наскоро сморгнув слезы, крепко обнимает за шею, прижимаясь к нему всем телом. Дышит неровно, но очень старается это исправить.

– Нет, слушай… – протестует Каллен. Моргает, лишая соленую влагу последней возможности коснуться кожи.

– Нет, ты слушай, – твердо говорит она, устраивая подбородок на его плече – как всегда делала прежде, – я здесь, Эдвард, не для того, чтобы потешаться над тобой, издеваться или жестоко сыграть на факте случившегося. Я здесь, потому что я ужасно сильно тебя люблю – и таким, и другим, и любым, в каком бы состоянии ты ко мне ни вернулся. Я верю в тебя и в то, что у тебя получится справиться с этим, это пережить!

– А если…

– А если нет, – девушка поворачивает голову, поцеловав его в щеку, уже заросшую колючей щетиной, – я буду делать это сама. За нас обоих. Все.

Каллен не находится с возражением на этот счет. Замолкает на полуслове, пораженный искренностью, которую она вкладывает в эту фразу. Без всякой издевки и без всякого преувеличения. Честно и только. По-настоящему честно.

– Я не посмею упрекнуть тебя или потребовать от тебя невозможного, Эдвард, – с улыбкой сквозь слезы Белла гладит его волосы, запуская в них пальцы, – все, чего я прошу, – признать, что ты отец этого ребенка и хочешь им быть. Что ты останешься с нами…

Она часто дышит, кусая губы. Улыбается явнее, судя по голосу.

– Ради вас обоих я сверну горы, – едва слышно признается на ухо, – и, может быть, даже чуть больше…

Затихает. Медлит полсекунды. А потом договаривает, преодолев робость:

- Я хочу знать, что тоже тебе нужна…

И замолкает, успокоено выдохнув. Сказала до конца. Сказала все, что хотела. Получилось.

Эдвард чувствует, что ее ладони до сих пор его не отпускают. Чувствует, как теплое тело касается майки, отказываясь отстраняться. И то, что Белла вслушивается в каждый его вдох, в каждый звук комнаты не подлежит сомнению.

Он поднимает руку, и она напрягается. Она боится.

Он укладывает ее на тонкую талию жены, и она немного расслабляется.

Ярость затухает, а гнев постепенно сравнивается с землей. Белла много и часто говорит с ним за эти дни, но чтобы так, как сегодня… чтобы, зная всю правду, с таким желанием оставить рядом, остаться… впервые. Конечно, это впечатляет. Конечно, это вводит в ступор. И конечно, тут не избежать недоумения – зачем ей настолько усложнять себе жизнь?

- Ты всегда мне нужна, - заверяет он.

- Я теперь не одна…