Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая

Не отдам!

Реальной, живой Лейли что-то не понравилось в этой сцене, она сама поднялась на сцену и стала в воображение режиссировать сцену сватовства по-своему.

Прежде всего, она убрала рисованный задник и создала оазис-город среди пустыни.

Сваты подъезжают на ультрасовременных машинах. Хозяева и приезжие кто в костюмах и галстуках, кто в традиционной арабской одежде.

Столы завалены яствами. Ведь так было и тогда.

Он много раз их поздравлял с прибытьем,
Просил аллаха счастье подарить им.
В гостиной их в средину усадил,
И с блюдами почтенных обходил.
Он угождал их сотней угождений,
Он потчевал их сотней угощений.
Шербет, кебаб и горы прочих яств, —
Не скатерть – целый небосвод богатств!

Это строки самого Физули, а «он» – это отец Лейли, встречающий сватов Гейса.

Реальная, живая Лейли никак не могла решить, как быть с вином.

Она, то возвращала бутылки на стол, то убирала. Наконец, решила оставить.

А тех, кто не пьет, посадила за отдельный стол, как в «Мешади Ибаде».

Перед ними стаканы чая, а в руках у них четки.

Хозяева и сваты стали разливать вино и говорить тосты.

При этом сваты, нет-нет и выкрикивают «Гейс!», а отец Лейли, уже с пьяной интонацией, раздраженно возражает:

Не отдам! Не отдам!

Гейс тоже сидит со всеми за столом, ничего не ест, но исправно пьёт после каждого тоста.

Реальная, живая, Лейли ходит вокруг стола, иногда останавливается около Гейса, внимательно смотрит на него, и продолжает свою обход.

Потом все, кроме отцов Гейса и Лейли, уходят со сцены. Отцы Гейса и Лейли вдруг становятся седовласыми, седобородыми и очень усталыми.

Отец Лейли:

Не мне красу Лейли хвалить в гордыне:
Она урод и жалкая рабыня.
Но пусть рабыня – человек она,
Ведь и к рабыне жалость быть должна.
Ужели пери с дэвом подружится?

Отец Гейса держит за руку сына, который всё больше напоминает большого страшного дэва, а отец Лейли держит за руку дочь, которая все больше походит на маленькую жалкую рабыню.

Страшный дэв и жалкая рабыня долго смотрят друг на друга.

Выйдя из оперы, Лейли шла по городу и старалась разгадать, о чём шепчутся встречающиеся ей пары, одни из которых стоят у подъезда, другие сидят на скамейке в сквере, третьи куда-то спешат.

Каждый из них в воображении Лейли на миг становился «страшным дэвом» и «жалкой рабыней».

А потом вновь молодыми, девушкой и юношей.

Эпизод третий

ИБН-САЛАМ! ИБН-ХЕЛЛО!

Телевизионный режиссёр Шамседдин, отец Самира, худой, длинноносый, подвижный как ртуть, ни секунды не может усидеть на месте. И создаётся впечатление, что он постоянно взволнован, своим пронзительным голосом, переходящим на фальцет, постоянно пытается что-то доказать.

Кажется, об опере «Лейли и Меджнун» он знает буквально всё и ищет человека, которому может всё это рассказать.

Он посадил реальную, живую Лейли за монитор и началась история Ибн Салама.

Хор гостей поёт:

Будь счастлив! Ибн Салам, будь счастлив!
Пусть будут счастливы твои дни,
Пусть твоя мечта даст плод,
Пусть родится у тебя ребенок.

Лейли поёт:

Ибн Салам, скажу тебе правду, я влюблена в Меджнуна.
Потерпи немножко,
Пусть остынет огонь любви в моей душе.

Ибн-Салам поёт:

Лейли, я готов потерпеть,
Я готов разделить твою боль, я готов!

Шамседдин расчувствовался и тайком вытирает слёзы платком.

– Вам жалко Ибн Салама?

– Да, конечно.

– А кто его заставлял жениться на Лейли?

– Тогда было другое время. И честь была. И люди другие были.

– А что он только краешком глаза увидел и влюбился?

– Какие были люди, какие были люди! А ты обратила внимание, какая красивая музыка. Кто сейчас сможет такую музыку написать. Узеир бек был гений.

– А Ибн-Салам точно умер от любви?

– Можно считать, что умер от любви. Спел свою арию, ушёл, и умер. Какие были люди. Таких людей больше нет.

– Почему вы считаете, что он умер от любви?