Я не юрист и мне трудно сказать, можно ли «очернение фактов» сформулировать на юридическом языке. Точно также мне трудно понять, как на языке законов можно сформулировать отличие слишком «земного» и слишком «человеческого» от не слишком «земного» и не слишком «человеческого». Оставим юридический подход, задам вопрос: как к обожествлению Ататюрка относиться в историческом и социальном смысле, с точки зрения перспектив развития турецкого общества? Выскажу собственную точку зрения.
Если любой человек просит уничтожить его письма и дневники, или не печатать их, то мы должны с уважением относиться к его воле. Если общество по нравственным, ментальным, или каким-либо иным причинам устанавливает границы вмешательства в личную жизнь выдающихся людей, то мы не должны нарушать эти границы. Но мы вправе рассуждать о том, что стоит за этими ограничениями, где граница между элементарным тактом и откровенным фарисейством, к чему может привести чрезмерное обожествление человека, каким бы выдающимся он не был.
Не может ли случиться так, что чрезмерный пиетет перед наследием Ататюрка только выхолащивает суть его деяний. И то, что в одном времени стимулировало развитие, в другом его только тормозит.
Не окажется ли, что в борьбе с одними идолами мы взращиваем других.
Есть время обожествления лидера, есть время его очеловечивания.
Есть время, когда люди нуждаются в том, чтобы возносить руки вверх, иначе им трудно регулировать отношение к миру, друг к другу, и к самим себе.
Есть время, когда люди перестают возносить руки вверх, когда они поднимают вверх голову, чтобы всматриваться в звёздное небо.
Есть время, когда право, а не небо регулирует взаимоотношения людей друг с другом, и они не боятся остаться наедине с другими и наедине с самими собой.
Разные времена сталкиваются в современной Турции и вопрос об обожествлении или очеловечивании фигуры Ататюрка, вопрос о том, что следует считать «опрощением» его личной жизни становится всё более принципиальным.
История с турецкой журналисткой и писательницей Ипек Чалышлар[542]
это ещё раз подтвердила.Чалышлар в 2005 году опубликовала книгу под названием «Госпожа Лятифе» (Latife Hanim), посвящённую жене Ататюрка[543]
(о ней чуть позже). По её собственному признанию, долгие годы, пока писала свою книгу, она пыталась узнать чуть больше подробностей о жизни Ататюрка. Большинство тех, с кем она намеревалась побеседовать, отказывались говорить. А письма и дневники «Госпожи Лятифе» хранятся в одном из банков и ни журналисты, ни историки не имеют к ним доступа.Тем не менее, книга была написана, что-то из того, что ранее было неизвестно, Чалышлар удалось узнать. Книга вызвала в Турции огромный интерес читателей, было продано более ста тысяч экземпляров, но один из читателей решил, что Чалышлыр нарушила закон, и подал на неё в суд.
Особенно возмутила читателя следующая история, приведённая к книге Чалышлар.
В 1923 году группа боевиков окружила дом Ататюрка, чтобы его уничтожить. «Госпожа Лятифе» не растерялась, она переодела мужа в женское платье, закрыла голову и лицо платком (хиджабом), и помогла ему скрыться.
На мой взгляд, ничего постыдного в поведении Ататюрка не было, жену он не подставил, боевиков она не интересовала, а собственную смелость он неоднократно демонстрировал там, где это было необходимо – на поле боя. Впрочем, как и во всех других случаях, мы должны осознавать, что факт – это всегда интерпретация, нам кажется, что мы рассказываем факт, а на самом деле, порой сами того не подозревая, создаём тот или иной контекст. В факте побега Ататюрка в женском платье, при желании, можно увидеть и трусость, и коварство, и бог знает что ещё. А можно оставаться прагматичным, что помогает избежать крайностей.
Суд над Ипек Чалышлар продолжался три месяца, и она была оправдана.
Наверно сочли, что писательница не переступила грань слишком «земного», и слишком «человеческого».
Постараемся не слишком переступать границу «слишком человеческого» в разговоре о женщинах Ататюрка, хотя отдадим себе отчёт, как и в случае с Ипек Чалышлар, всё зависит от того, где эта граница проходит для того или иного читателя.
Известно, что Мустафа Кемаль был нетерпим и ревнив. И не только к своим избранницам. Он готов был застрелить нового мужа своей овдовевшей матери и примирился с ней, только после того, как она с ним порвала.
Мы знаем имена различных избранниц Мустафы Кемаля за время учёбы в Военной Академии, и не будем на них останавливаться. Он был молод, красив, у него была военная выправка, хорошие манеры, и нет ничего удивительного в его успехе среди женщин. Как и в том, что он любил мужские застолья и женщин известного поведения. Но были у него и серьёзные увлечения.