При этом, Таптык, хотя и смертельно бледный, оставался совершенно спокойным, ни капли жалости или сострадания на лице. Он отказал «дяде по матери» даже в глотке воды, грубо выругал его, и велел убираться. Пришлось тому убираться, поддерживая здоровой рукой, сломанную кисть.
Нуру позже вспомнит это лицо друга, когда привезут в село тела двух расстрелянных сельчан (об этом чуть позже).
Таптык будет по-прежнему совершенно спокойным, даже беспристрастным, ни капли волнения или сострадания.
Только покашливать будет сильнее, чем всегда.
Однажды Таптык стал «шахом» подростков.
Сначала они просто шутили:
– Давайте выберем Таптыка председателем… Нашим председателем… Кто согласен, пусть поднимет руку.
Выбрали, выпили за нового «председателя» из бочки вина, которую до этого где-то раздобыли и приволокли.
Потом они раздобыли огромное старое кресло, спинка которого была орнаментирована, расстелили на крыше «килим»[856]
и в центр его поместили это кресло. Это и стало, как они шутили, «шахским престолом». Притащили светильники, зажгли их. Светильники горели на дешёвом керосине и сильно дымили. Принесли вина из той же бочки, которую нашли раньше. Стали пить вино, плясать, имитируя игру на ударных инструментах, В какой-то момент учительский сынок, который пил меньше других, обнаружил, что все вокруг пьяные. И ещё он обнаружил, что Джумри, их любимый «гага», сидит несколько в стороне, и глаза его, то ли слезятся от дыма, то ли, он плачет.В другой раз, когда Джумри действительно плакал, Таптык насмешливо сказал:
«Хочешь узнать, почему наш «гага» плачет. Потому что наш «гага» ублюдок («əbləh»). Такой же, как ты».
Однажды он разразился гневной тирадой в адрес сердобольного дяди Мехбалы:
«Плевать я хотел на твоё терпение, на твой посев, на твой засев! Ноябрь, декабрь январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль! Через девять месяцев наш уважаемый старец вырастет урожай! Еще месяц уйдёт, чтобы его промолоть! Вот тебе и десять месяцев! А мы должны продолжать есть липкое варево, которое мы готовим из украденных семян! Завтра-послезавтра и этого не будет! А в это время наши защитники справедливости, вместе с представителями «истребительного батальона» каждый месяц получают от государства паёк! Муку! Мясные консервы! Рыбные консервы! Сахар! Масло! Всё! Шеи их надулись как колёса… Почему нас называют «тыловой фронт»? Если мы действительно «тыловой фронт», то почему позволяют, чтобы нас довели до такого состояния?»
Подростки всё больше чувствовали себя Азраилами.
А Таптык, как их предводитель, должен был стать главным Азраилом.
Не менее самого председателя Джебраила.
Перед нами живые люди, пространство живых людей. Они наделены радостью, горестью, отчаянием, надеждой. Пронзительный звук свирели выражает их невысказанные чувства.
Но, на это пространство живых людей незаметно распространяется «чёрная дыра».
Сначала война, чужая война, которая высветила неправедность того, что здесь происходило и происходит. В облике «истребительного батальона», который налетает неожиданно, как самум, и перед которым все бессильны, неправедность войны доходит до абсурда.
Но и эта война, и этот «истребительный батальон», становятся ещё более зловещими, ещё более бесчеловечными, когда соприкасаются с такой деликатной сферой, как взаимоотношения мужчины и женщины.
Эрос, как и везде в мире, и в этом селе «дубы сотрясает», от его стрел не увернуться ни одному мужчине, ни одной женщине, но и Эрос, возможно испугавшись «чёрной дыры», в смятении улетает.
Женщина, самая красивая женщина этого пространства живых людей, замолкает навсегда, может быть только однажды, когда неожиданно смолкнет самум, ей привидится во сне, что она Елена Прекрасная, и все вокруг поклоняются ей, убеждённые, что красота не подчиняется предустановленности жизни.
Но проснувшись, эта женщина, самая красивая женщина этого пространства живых людей, забудет про этот сон, подчинится яви. Она замолкнет навсегда, и тогда выяснится, то ли самум, то ли истребительный батальон, окончательно разрушили любовный треугольник, последний бастион пространства живых людей.
Место треугольника заняли два центра власти, два истребительных батальона.
Выразителем одного окажется когда-то красивый мужчина, теперь с изуродованным лицом.
Выразителем другого – подросток, который возомнил себя «всесильным», не понимая, что с ним произошло самое страшное. Он уже никогда не сможет полюбить женщину.
Любовный треугольник, из которого изъяли женщину. Что может быть бесчеловечнее, безжизненнее.
А наш писатель, только и может передать нам ужас от предчувствия этой, всё пожирающей «чёрной дыры».