Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

А во всём остальном, лучше недосказать, чем пересказать, хотя как хочется говорить, говорить.

В начале романа:

– Не трогай меня – сказал она – Пожалуйста, не трогай меня.

– Что с тобой?

– Я не могу

– Брет

– Не надо. Ты же знаешь. Я не могу – вот и всё. Милый, ну пойми же!

– Ты не любишь меня?

– Не люблю? Да я вся точно кисель, как только ты тронешь меня…

Теперь она сидела выпрямившись. Я обнял её, и она прислонилась ко мне, и мы были совсем спокойны. Она смотрела мне в глаза так, как она умела смотреть – пока не начинало казаться, что это уже не её глаза. Они смотрели, и всё ещё смотрели, когда любые глаза на свете перестали бы смотреть. Она смотрела так, словно в мире не было ничего, на что она не посмела бы так смотреть, а на самом деле она очень многого в жизни боялась.

Потом, когда завершилась её история с Педро Ромеро, завершилась по её инициативе, она понимала, у Педро свои мужские стереотипы, он считает, что отвечает за женщину, которую приручил, нет у неё подобных стереотипов, у неё вообще нет стереотипов, она знает, когда следует поставить точку, больно, не больно, не стоит принимать в расчёт, продолжать не следует, без обсуждения, и как всегда, как обычно, обратилась она к Джейку Барнсу, и как всегда он оставил все свои дела, и поехал за ней.

Теперь, кажется, всё. Так, так. Сначала отпусти женщину с одним мужчиной. Представь ей другого и дай ей сбежать с ним. Теперь поезжай и привези её обратно. А под телеграммой поставь «целую». Так, именно так. Я пошёл в отель завтракать.

Брет всегда его понимала, когда не понимали другие, понимала лучше других.

Брет дотронулась до моего локтя. – Не напивайся, Джейк, – сказала она. – Не из-за чего.

– Почем ты знаешь?

– Не надо, – сказала она, – Всё будет хорошо

– Я вовсе не напиваюсь, – Я просто попиваю винцо. Я люблю выпить винца.

– Не напивайся, Джейк.

И последние строки:

Мы сидели близко друг к другу. Я обнял её одной рукой, и она удобно прислонилась ко мне. Было очень жарко и солнечно, и дома были ослепительно белые.

– Ах, Джейк! – сказала Брет, – Как бы нам хорошо было вместе.

Впереди стоял конный полицейский в хаки и регулировал движение. Он поднял палочку. Шофёр резко затормозил, и от толчка Брет прижало ко мне.

– Да, – сказал я, – Этим можно утешаться, правда?

«Так, именно так» – хочется сказать и мне.

…Невольно вспомнил эпизод из фильма, название которого не помню, то ли польский, то ли венгерский.

Эпизод который врезался в память, происходит не с главными героями фильма. Мужчина, кажется по профессии фотограф, рассказывает главному герою, как от него много лет назад ушла жена с каким-то капитаном (могу что-то переврать, но, главное, почему запомнилось, и как запомнилось).

Ты до сих пор её помнишь? – спрашивает герой фильма. Помню. И хотел бы, чтобы она была с тобой? Хотел бы. Так что тебя останавливает, поезжай и привези её домой. Почти как Парис Елену[441].

Отправляется за женой. Помню – вновь моё воображение, впрочем, какая разница, – наблюдает, как жена переходит площадь. Помню, как женщина, переходя площадь, двумя руками поправляет белую блузку в спадающую юбку (тогда подумал о всесилии языка кино, как в литературе это описать, ведь за этой «спадающей юбкой» судьба). Отправляется к ней домой. «Это ты?» – удивлённо спрашивает жена, будто расстались они пять минут назад. «Я», отвечает, и даёт ей пощёчину. Бывает же так, пощёчина как ласка. И дальше примерный диалог: «Пошли», «Куда?», «Домой», «Ты знаешь, сколько лет прошло?», «Знаю, пошли», «Пошли».