А как иначе переступить через то, что произошло много лет назад. Переступить, если хочешь, чтобы женщина вернулась…
В ток-шоу «Игра в бисер», о котором говорил выше, обсуждали, что за человек Брет, можно ли говорить о моральных принципах, которых она придерживается.
Хотелось вмешаться. Вот что бы я сказал.
Не думаю, что такие вопросы корректны. Она такая, как она поступает, такая, как к ней относятся окружающие её мужчины, без неё этот мир стал бы пресным и безжизненным. Наше право читать или не читать роман, прервать своё чтение и никогда к роману не возвращаться, но у нас нет оснований судить о Брет, вне того, что прямо или косвенно, говорит Джейк Барнс.
Что до морали, если уж без подобной шкалы ценностей не обойтись, конечно, Брет разрушает традиционную мораль, которая не только резко развела мужчин и женщин, не только сделала мужчин и женщин заложниками друг друга, но и обрекла их на «невыносимую тяжесть бытия». Мораль Брет иного свойства, не из параллельного мира (так решили участники ток-шоу «Игра в бисер», может быть, по этой причине выражали свой восторг перед Брет), из нашего, земного, если удалить нашу излишнюю отягощённость земным. Брет легка и легкокрыла, в ней есть беспечность и спонтанность, но при этом – обратим на это особое внимание, – она не мотылёк на ветру, в ней есть остов, в ней есть твердь, которую остро чувствуют окружающие её мужчины, понимающие, что успели растерять и этот остов, и эту твердь.
Подведём некоторые итоги.
Читаю о романе:
«своеобразный литературный манифест «потерянного поколения» 20-х годов XX века… способных не любить, но лишь страдать, и женщинах, жаждущих не страдать, а любить»,
«это – «Праздник, который всегда с тобой», поразительная летопись времени, города и целого поколения, созданная одним из героев эпохи – Эрнестом Хемингуэем»,
«герои романа, вернувшиеся с бойни Первой мировой войны жестоко травмированными (духовно и физически), стремятся уйти от тягостных воспоминаний, все они, несчастные и неприкаянные каждый на свой лад, ищут опоры в жизни и не находят ее. Отсюда – лихорадочный темп их существования, постоянная жажда новых переживаний и голод по сердечному человеческому общению»,
«яркая, раскалённая под горячими лучами летнего солнца книга. Как пряный воздух проникает под поры, как всплеск морской воды в разморенный день, как звуки льющегося вина в бокал. Море вина, и утопить в нём свою самость, свою суть, забыться. Море людей, криков, пьяных фраз. Море одиночества. Самого удушающего вида одиночества, от которого не спрятаться в карнавальной, ярко-расцвеченной толпе»,
и так до бесконечности.
Всё это верные слова, без них невозможно понять ни самого Хемингуэя, ни его романы. Но какие у нас основания считать, что раньше (где? когда?) был другой мир, где солнце ярче светило, трава была более зелёной, люди более порядочные, и т. д., и т. п. Мучительно трудно расставаться со старым миром, не потому что он был таким идеальным, а просто потому, что мы к нему привыкли, и нам трудно отказываться от своих привычек и столь же привычных принципов.
Брет, несомненно, в центре круга мужчин. Она способна принять за них то или иное решение, они за неё никогда.
Кончился патриархат, кончилась героическая эпоха? Бесспорно. Кончилась эпоха мужского превосходства, когда женская слабость подпитывала мужскую гордыню? Несомненно. Начинается матриархат? Вряд ли. Даже если Брет приходится принимать за мужчин то или иное решение, она остаётся женщиной, ранимой и беззащитной.
В новом мире «после войны», «мужское» и «женское» не исчезнут, как они будут распределяться между конкретным мужчиной и конкретным женщиной? Этого никто не знает.
Единственное, что можно сказать с большой долей вероятности.
Всё будет зависеть от того, какая женщина, какой мужчина, какой мир вокруг, что у них в головах, что в головах окружающих их людей, насколько мужчина и женщина подвержены предрассудкам, насколько способны от них избавляться, что произошло в их жизни вчера, позавчера, что произойдёт завтра, послезавтра, какая ситуация в этот момент, насколько они способны в этот момент забыть о своих предрассудках? Вопросы можно продолжать и продолжать, и они будут попыткой ответа на то, что произошло, что происходит
И тогда окажется, что
Сам Хемингуэй напишет: