Мужчина, который забыл свою жену

Мы с Мэдди, держась за руки, идем вверх по холму, поросшему травой, перепрыгиваем через коровьи лепешки и кроличьи норы, пока не добираемся наконец до вершины; ветер и солнце ласкают наши лица, сливающиеся в очередном поцелуе.

– Итак, куда дальше? – Я смотрю вниз, в сторону моря.

– Не знаю. Поселимся вместе, проживем, может, десять лет в безмятежном счастье, пока я не обнаружу, что у тебя роман с заместителем?

– Заместителем? Почему не с секретаршей?

– Сюрприз! Твой заместитель – мужчина.

–  Ах да, я же латентный гомосексуалист. Поэтому-то ты и кажешься мне такой привлекательной…

– Десять лет! Господи, нам же будет почти тридцать, уже старость!

– А я с возрастом планирую выглядеть только лучше. Как тот парень в рекламе «Троя 2000» – «тронутые сединой волосы на висках».

– И голос твой будет дублировать актер-англичанин.

– Именно так.

Не задумываясь о направлении, мы просто брели от холма к холму; рюкзаки и палатка казались совсем не тяжелыми, и мы оптимистично продолжали путь по просторам Ирландии. Это были наши первые каникулы вместе. Погода отличная, на всякий случай у нас есть палатка – что может помешать?

– О нет! Невозможно! – воскликнула Мэдди встревоженно.

– Что такое? В чем дело?

– Я забыла отправить открытку тетушке Бренде. В который уже раз!

– Ту самую, шовинистическую?

– Это не шовинизм. Это лукавый ирландский стереотип.

На открытке, которая предназначалась тетушке Бренде, изображен был мультяшный лепрекон с пинтой «Гиннесса», надпись на открытке гласила: «Добрейшего всем утречка!!» Я полагал, что картиночка на любителя, но Мэдди твердо стояла на своем выборе открытки для престарелой вдовой тетушки.

– Уверена, ей понравится. У нее есть гномы.

– Гномы?

– Ну да, в саду.

– Ах да, конечно, в саду. Я и не предполагал, что они резвятся в ее прическе.

Лепрекон не потерял жизнерадостности за три дня, проведенные в боковом кармане рюкзака Мадлен. Она уже написала короткое оптимистическое послание на оборотной стороне открытки, заботливо добавила адрес и прилепила тщательно подобранную ирландскую марку. Не хватало только завершающего штриха – опустить открытку в почтовый ящик. Когда Мэдди вернется в Англию и распакует рюкзак, лепрекон все так же будет желать «Добрейшего утречка». Она решится все же наклеить английскую марку поверх ирландской в надежде, что тетушка Бренда ничего не заметит или вовсе не знает пока о том, что Ирландия обрела независимость еще в 1921 году. Она попросит меня отправить эту открытку, и я бережно положу ее во внутренний карман пиджака. И когда случайно обнаружу там несколько месяцев спустя, буду долго размышлять, каким образом объяснить любимой девушке, что я позабыл отправить откровенно шовинистическую открытку легендарной тетушке Бренде.

Мы с Мэдди проехали автостопом и прошли пешком Западный Корк, и теперь перед нами расстилались длинные песчаные пляжи, известные как Барликоув. Холмы спускались к идеальному пляжу, а дальше тянулись крутые, поросшие травой дюны. Маленький ручеек вился к соленому озеру, образованному приливом; а еще – разбросанные там и сям по склонам холмов белые домишки и подернутый дымкой горизонт, проколотый крошечным силуэтом Фастнетского маяка.

– Может, остановимся здесь на ночь? – радостно предложил я. – Искупаемся, разожжем костер из плавника, устроим буколический пикник «назадкприроде» из сосисок и растворимой лапши?

– Но дама из паба сказала, что собирается гроза, помнишь? Можно вернуться в Крукхэйвен. В пабе есть комнаты наверху.

– Да брось ты – ясный солнечный день. А здесь отличное место. То, что надо! – Я уже снимал рюкзак.