Мозг пульсировал, вспоминая ту жуткую ночь, и пульсация эта только возрастала от всплывавших в памяти все новых подробностей. Мы тогда оба замолчали, потом она вылезла из постели и ушла спать в другую комнату – и больше не возвращалась, пока мы продолжали жить под одной крышей. Перегоревшая лампочка в светильнике у кровати, которую я должен был заменить. Невыносимая боль в затылке, до рассвета.
Лежа в томографе, я вспомнил кое-что совершенно новое. Экран компьютера должен был показать, что происходит в мозгу, когда открывается новый файл и обнаруживается доступ к утраченной информации. Я ударился головой! Точно – все время, пока мы переругивались, у меня дико болела голова, а на затылке набухала огромная шишка. Да, меня контузило! Именно это я и пытался ей объяснить: на пороге школы на меня набросился разгневанный папаша и обвинил в приставаниях к его ребенку. Он повалил меня, я стукнулся головой о тротуар и даже потерял сознание. В больницу ехать я отказался, но, несмотря на неуместный героизм, чувствовал себя прескверно.
Может, моя амнезия стала следствием той травмы. Потому я и забыл спросить Мэдди о результатах анализа! Я вовсе не был равнодушным эгоистом – просто контуженным. Это стало первым симптомом амнезии, позднее поразившей мой мозг полностью.
Доктор Левингтон внимательно выслушала меня. Ее заинтересовали подробности удара по голове, но, к ее радости и изумлению, это никак не проясняло тайны случившегося со мной. Она продемонстрировала результаты сканирования. На одном снимке – синие и красные пятна в центре мозга. На другом – абсолютно то же самое.
– Разве не удивительно? Ни малейших различий! – с восторгом восклицала она. – Работа мозга – поистине величайшая тайна.
То есть в те моменты, когда я вспоминал нечто совсем новое, активность мозга никак не изменялась.
На столе в ее кабинете стояла керамическая голова, в натуральную величину, со всякими надписями, черточками по всему черепу, подтверждавшая, видимо, викторианскую чушь относительно френологии. За сто пятьдесят лет наука существенно продвинулась вперед. Теперь они знают, что ничего не знают.
– Разумеется, мы должны понимать, что всплывшие воспоминания могут быть не во всем точны… – осторожно начала она.
– Что вы хотите сказать?
– Видите ли, многочисленные исследования подтверждают, что наши воспоминания со временем меняются. Вы могли восстановить воспоминания, которые уже были несколько искажены прежде, а при дальнейшей реконструкции подверглись еще большим изменениям и теперь могут быть абсолютно ложными.
– Ложными?
Я даже обиделся. С каждым новым восстановленным эпизодом я ощущал себя все более нормальным человеком. А теперь доктор Левингтон предположила, что я, напротив, все больше схожу с ума.
– Именно. У меня были пациенты, живо помнившие события, происходившие в их отсутствие. И они очень сердились, когда их версия собственного прошлого подвергалась сомнению. Каким удивительным образом память воздействует на наши эмоции! – И с этими словами она закрыла файл с моей историей болезни.
Следующая встреча была назначена через два месяца, и к тому времени я буду официально разведен. Керамическая голова демонстрировала миру участки мозга, связанные с основными функциями сознания: «благоговение», «осторожность», «любовь».
– Просто ради интереса, – произнес я, вставая. – Существует ли научное обоснование известной поговорки «От ненависти до любви один шаг»?
– Ну разумеется. Обе эмоции проявляются в одной и той же области нейронов, расположенной в коре и островковой доле. Неврологи из Лондонского университетского колледжа недавно определили различия между ними, основанные на уровне активности в данной части подкорки.
– Получается, можно измерить, насколько вы любите того или иного человека?
– Или любите, или ненавидите. Измерить можно только интенсивность эмоции.