Мужчина с собачкой

– У нас тут люди простые, нестоличные, – оценив выговор и одежду, сказала рейяна. – Улицы узкие, старые, пыльные. Ты бы, рейночка, туфельки бы сменила на что-то попроще. А то ножки собьешь свои. Мозолей натрешь.

Глеб мысленно хмыкнул. Голос бабки Мазены полнился сладостью, за которой эта ушлая жительница Броцлава прятала много всяких эмоций, оттенки которых даже ее соседи не всегда понимали. Старушка с одинаковой улыбкой могла и похвалить, и отчитать, и обозвать человека глупцом. На крик и оскорбления, через которые никому не удавалось пробиться, Балаболька переходила не так уж и часто, кто бы что ни думал.

«Опыт!» – оценил следователь.

Вот только рейна Пштиль сарказма не заметила, улыбнулась и защебетала о погоде, природе и своих планах на визит в Броцлав. Снисходительно кивая на слова Зузанны, бабка Мазена отперла калитку и входную дверь, впуская гостей в дом.

– Бедолага ты, магиче, – хмыкнула бабка негромко, стоило рейне умчаться чуть вперед, в просторную гостиную мимо двери в кухню и кладовку.

– Мм? – откликнулся Глеб, осматривая крохотную прихожую.

– Бядота, говорю, – сказала старушка. – И откуда она такая только взялась?

– С поезда, – чуть улыбнувшись, ответил Ковальский. – Приехала книжку писать. Про жандармов или магов, я так и не понял.

– Намучаетесь вы с ней, – предрекла бабка. – Голова-то бедовая. Ты смотри, магиче, не увлекись ею.

Глеб приоткрыл дверь на кухню, да так и замер.

– С чего вдруг? – опешил он.

– Красивая, столичная, яркая. Вы, мужички, падки на такое, – с вершины своего опыта оценила Балаболька. – Увлекающиеся вы.

Старший следователь расхохотался и заверил старушку:

– Это не про меня. Да и нет у меня планов на… что-то такое. Как с ней, так и с кем-то другим. Не до этого сейчас.

Бабка Мазена удивленно вздернула бровь.

– Это отчего же, скажи на милость? Ты ж хоть и молодой совсем, но не мальчик уже. Самый возраст себе супружницу сыскать.

Ковальский предпочел не ответить, лишь вежливо улыбнулся и потрепал за ушами притершуюся поближе к нему собаку.

– Ты не улыбайся, магиче, не улыбайся, – заявила старушка, – а слушай человека старого, с опытом. А то еще сколько бобылем проходишь?

– И кого же посоветуете? – со скепсисом уточнил старший следователь.

– Уж точно не такую, как эта… – хмыкнула Балаболька. – Ветреная девица. И без такта. А такт… Он, знаешь, никому не вредил. Это ж какая девица, не жена и не невеста, пойдет с холостяком дом смотреть?

– Эксцентричная писательница из большого города, которой на все правила плевать? – усмехнулся Глеб и вошел на кухню.

Та оказалась на удивление просторной и светлой. Старая, но крепкая мебель, беленые стены и потолок, пол из белесого скобленого дерева. Из такой же древесины стол в центре и рабочие поверхности на шкафчиках. Полдюжины стульев из ясеня и ротанга, крашенных светло-голубой краской. Из ротанга же абажуры на четырех светильниках. Штор нет, зато вместо обычных стекол в окна вставлены полосы цветного, от чего по всей комнате ленивыми кошками разлеглись желтые и голубые пятна.

Дом Глеб часто начинал оценивать именно с кухни, а потому уже сейчас был весьма доволен увиденным. За такую простую, но уютную кухню он был готов простить некие огрехи в иных комнатах. А увидев, что в ящиках и шкафчиках полно посуды, приборов и инструментов, желание снять это жилье только усилилось.

– Очень милый домик, – вернувшись назад, сообщила Зузанна Пштиль. – Маленький только.

Ковальский пожал плечами и отправился дальше изучать комнаты. Окна гостиной выходили прямо на реку. Да не просто выходили – домик немного нависал над водой, от чего в открытое окно даже мелкие брызги долетали.

С этой стороны стену оплетал плющ и еще какие-то растения, а немного в стороне от окна торчал массивный железный крюк в форме якоря, давая понять, что когда-то, когда в местной традиции еще было использовать лодки для передвижения по бурной реке, возле этого дома порой останавливались, чтобы перевести дух или передать жильцам какой-то товар. Вот только бурная Больша-Бяла никого не щадила, легко топила лодки неумех, утаскивала ко дну неудачливых, и сплавлялись по реке лишь те, кто мог совладать с этим потоком. Поэтому и становилось лодочников все меньше и меньше. А как мостов стало достаточно, в лодке отпала какая-либо необходимость.

Сам Глеб любил плавать. Он ведь родился и рос в Лиене, стоявшем на берегу большого озера, в которое Больша-Бяла, поумерив свой пыл и раздавшись, впадала с северо-востока. Даже само название города происходило из названия реки и озера. На старом наречии некогда живших здесь племен оно означает «Белый».