Просидев несколько секунд и едва не разорвав в клочки простыни, которые стискивал пальцами до жалобного треска, Ковальский начал постепенно успокаиваться. Вернулась способность здраво мыслить, и Глеб сам себя укорил за то, что не смог отличить сна от реальности.
– Ты глупец, – сказал он себе. – Клара никогда бы не сделала ничего подобного. Ты принял желаемое за действительное. Рейна Новак скорее будет с тобой вежлива, даже мила, но никогда не бросится на шею. Тем более… первой.
Вздохнув, Ковальский поднялся и натянул домашние брюки. Стоило спуститься вниз и выпить стакан воды, чтобы окончательно унять нервы после столь яркого сна. Но, пройдя лишь до лестницы, он с удивлением унюхал аромат свежезаваренного кофе и насторожился. Сам рейян пил сей напиток утром, а после успел вымыть чашку, так что запах не мог висеть в доме почти сутки.
Дернувшись, он быстро сбежал вниз, чудом не задев скрипучую половицу у основания лестницы, и ворвался на кухню, успев напридумывать себе с десяток версий происходящего. И, пораженный, замер на пороге, глядя на силуэт у окна.
Свет луны мягко очерчивал тонкий гибкий стан, будто обнимая хрупкую фигуру за плечи тончайшей серебристой шалью. Густые темные волосы рассыпались по плечам, завиваясь на концах кольцами. Слишком большой для девушки свитер прикрывал все лишнее, но слишком явно подчеркивал стройность и силу длинных ног, ступни которых были трогательно скрыты грубоватыми теплыми носками.
Глеб никогда не видел ее такой… Он не знал, какое слово выбрать. Домашней? Соблазнительной? Расслабленной? Но рейян точно знал, что спиной к нему у окна с чашкой кофе в руке стоит Клара.
Ковальский неуверенно сглотнул и шагнул вперед, боясь, что и это видение растает так же быстро, как его сон.
«Пожалуйста», – шепнул он мысленно, а потом повторил уже вслух, едва слышно:
– Пожалуйста…
Три длинных шага казались Глебу вечностью. Его потряхивало от неизвестности. От ожидания очередной порции разочарования.
Он замер в метре от Клары, вдыхая аромат кофе, мяты, рассматривая хрупкие лишь на первый взгляд плечи, длинную шею в широком вороте свитера. Почувствовав чужое присутствие, рейна вздрогнула и порывисто обернулась, едва не выронив чашку.
Глеб не медлил. Он шагнул ближе, обнимая девушку со спины, прижимая к себе. Клара издала какой-то невнятный звук, но не дернулась, не стала вырываться, а замерла в его руках.
Несколько секунд они стояли неподвижно, слыша лишь стук своих сердец и шелест дыхания. Ковальский боялся нарушить тишину, уверенный, что на этом все закончится. А так хотелось насладиться моментом, впитать тепло, исходящее от девушки, запомнить его, сделать частью себя.
– Глеб… – услышал он шепот, но лишь зажмурился и уткнулся носом в макушку Клары. От ее волос пахло его мылом, но сквозь знакомый аромат пробивалось и что-то иное, свежее и нежное, принадлежащее лишь Кларе.
Глубоко вздохнув, девушка осторожно развернулась к Ковальскому лицом, он поймал ее чуть настороженный взгляд, но не дал ничего сказать, притянул ближе и с горечью впился в манящие, пахнущие кофе губы.
«Что?» – только и успела подумать я, когда ко мне со спины подобрался старший следователь. Я так увлеклась, что не услышала ни скрипа половиц, ни чужого дыхания. И оказалась застигнута врасплох. Но вместо вопросов Глеб меня просто обнял, и в этом объятии было столько отчаяния и тоски, что я невольно замерла, боясь нарушить какой-то странный, но удивительный момент.
Мы никогда не были толком знакомы, мы не перекинулись и сотней слов за все эти годы, но здесь и сейчас, в мягком и все понимающем свете луны, мне казалось, что так было не раз. Эти объятия, это тепло… Все казалось знакомым и родным. Надежным. Уютным. Любимым.
Сердце защемило. Хотелось что-то сказать, но я не знала слов, способных передать все те чувства, что волной обрушились на меня в эту минуту.
Но я все же развернулась, ведь больше объятий мне хотелось увидеть взгляд Глеба. Увидеть и увериться, хотя бы на тот срок, пока луна покинет небо и яркий дневной свет избавит меня от иллюзий, что все будет хорошо, все уладится.
Поцелуй стал неожиданностью, но я не отпрянула. Наоборот, подалась вперед, в одно мгновение обо всем позабыв. И первой углубила поцелуй, требовательно, почти по-звериному выгнувшись в сильных руках. То, что мгновенно вскипело в крови, передалось и Глебу. Поцелуй из осторожного стал жадным и стремительным. И когда рейян, подхватив меня под пятую точку, усадил на подоконник, коленом раздвинув ноги, я не только не стала сопротивляться, но довольно заурчала ему в шею, посылая по спине мужчины волну мурашек.
«Да, – только и могла думать я, не рассуждая о последствиях, не думая о будущем. – Да!»
Ни смущения. Ни тревоги. Лишь бурлящий в крови жар.
Прогнувшись и слегка ударившись затылком о стекло, я подставила шею под горячие губы, а живот и грудь – под сильные, но удивительно чуткие пальцы, проникшие под свитер.