Мужчина в пробирке

– Да я ее просила, а что толку? – обиженно сказала Настя. – Она раньше гадала, всякими любовными зельями занималась, а потом, говорит, поняла, что это грешно, и увлеклась только врачеванием. Вообще, если честно, Ольга Владимировна, я понимаю, почему ей понадобилась моя комната: столько клиентов у нее толпится… день расписан – «от и до», и все какие-то странные люди, сумасшедшие какие-то, честное слово, и я даже рада, что там больше не живу. Там так тяжело стало – люди плачут… некоторые прямо головами о стену бьются! Не верите? В самом деле!

– И она им помогает? – недоверчиво спросила Ольга Владимировна.

– Наверное, да, потому что они к ней в комнату заходят – прямо как безумные, а уходят уже спокойные такие… некоторые, правда, все еще плачут, но уже с облегчением, я видела, как одна женщина ей руки целовала, честное слово! А сколько ей денег несут! Она дорого берет – и так много зарабатывает!

– Я понимаю, мы обычно не очень ценим успехи своих родственников, – рассудительно сказала Ольга Владимировна, – но, наверное, если все так, как ты говоришь, твоя тетя в самом деле – настоящая целительница.

– Наверное, – кивнула Настя. – Хотя, если честно… я в это почему-то не верю.

– Нет пророка в отечестве своем, – вздохнула Ольга Владимировна.

* * *

Они отвезли раненого мужа в травматологию и вернулись на подстанцию. Вызовов новых пока что не было, можно было и дух перевести и, к примеру, поесть. Так, для разнообразия.

С крылечка будки охранника сошел Пират, строго, молча осмотрел всех и ушел.

– Пароль – свои! – крикнула вслед Галя.

– Отзыв – чужие здесь не ходят, – ответил Валера.

– Если бы не Пират – ходили бы обязательно. Попков опять спит – носа не кажет.

Как только Артем вошел в здание, из «аквариума» высунулась диспетчер Наташа:

– Доктор Васильев, тут вас спрашивали. Вы листок должны были оставить какой-то?

– А, черт! – вспомнил Артем. – Но мы же на вызовах были, я просто не успел… А кто приходил, женщина?

– Женщина! – игриво передразнила Наташа. – Нет, мальчишка приходил.

– Какой еще мальчишка?

– Обыкновенный, – пожала она плечами. – Лет десяти. Чернявый такой. «Узкопленочный». Пришел – и ушел.

– «Узкопленочный»? – удивился Артем.

– Ну, узкоглазый! – хихикнула Наташа. – Простых слов не знаете, что ли?

Хм… «велик могучим русским языкам», вот уж воистину!

– Странно, – задумчиво сказал Артем.

– Что странно?

– Ну, вообще…

Он сразу понял, о чем речь. О том листке пожелтевшей бумаги, исписанном фиолетовыми чернилами, который он нашел в квартире Лизы и который был так нужен женщине со «Скорой». Но почему она не пришла сама? Почему попросила мальчика? Что это за мальчик?

– Наташа, – спросил Артем, – а Пират лаял, когда он приходил?

Та озадаченно нахмурилась:

– А ведь нет! Я даже удивилась, когда он вошел, а потом подумала, наверное, Попков чудом не спал. Хотя Пират всяко должен был залаять на чужого. Странно, да?

– Правда твоя, странно. – Артем вышел во двор и позвал: – Попков!

Тишина. Дремавший на крыльце Пират бдительно шевельнул ушами, но голову не поднял. Пароль – свои.

– Попков!

Дверь приотворилась.

– Чего опять – Попков? – послышался сонный голос.

– Выйди, слышишь?

– Ну? – из проема высунулась недовольная пухлая рожа.

«Интересно, какого черта их с Бобковым держат здесь?» – раздраженно подумал Артем, а потом вспомнил, что кто-то из этой парочки был тестем главного врача, а кто-то братом тестя. Или сватом и братом свата. Или братом и сватом брата. Да не в том суть!

– Что за пацан проходил сюда сегодня и почему Пират на него не лаял? – спросил Артем.

– Какой еще пацан? – зевнул Попков.

– Узкопленочный, – щегольнул только что освоенным неологизмом Артем.

– А, Хасан…

– Какой еще Хасан?!

– Да это мальчишка Фаризы, она в кафе на мойке работает, – пояснил Попков и мотнул головой в сторону.

Артем повернулся туда и увидел через дорогу вывеску – «Кафе». Это была небольшая забегаловка при мойке, расположенной через дорогу от подстанции. Готовили в забегаловке вкусно, даже очень, но цены были не для врачебных карманов, поэтому там никто из них не обедал. Иногда сбрасывались на кур-гриль или на шашлыки для праздничных междусобойчиков, а вообще предпочитали носить с собой домашнее. Кстати, еще и потому, что с этой работы у половины «Скорых» были напрочь испорчены желудки, так что им была очень даже не полезна острая восточная кухня.

– Поня-атно, – протянул Артем. – Беляши и все такое? Эх, Пират… Разрушил ты мою веру в собачью неподкупность!

– Неподкупность! – с неподражаемым выражением лица пробормотал Попков.

Артем перешел через дорогу и открыл дверь кафе. Двое мэнов в «кожанах» ели манты за угловым столом. Артем внезапно вспомнил, как они с мамой однажды обедали в столовой в Семенове – ездили туда на экскурсию на знаменитую фабрику хохломской росписи. Это было кафе при автостанции, и там тоже сидели в углу водилы в кожаных куртках и ели – правда, не манты, а пельмени. Ну, и куртки у них были порыжее, погрубее. Но все равно! Как будто на машине времени в прошлое слетал, ей-богу!

…Ох, а ведь придется как-то сказать маме: дескать, они с Викой расстаются, потому что…