Мужчина, женщина, ребенок

— Он взял с меня слово никому не рассказывать.

— Я никому не скажу. — Роберт обрадовался, что ему доверили такую тайну.

Он купил газету, чтобы выяснить, куда еще можно сходить.

— Знаешь, сегодня должен состояться большой концерт на открытом воздухе. На другом берегу реки. Надо узнать, не отменили ли его.

Любезная дама за прилавком сувенирного киоска услышала его слова и сказала:

— Что вы, сэр. Этот концерт нельзя отменить. Ведь сегодня исполняется пятьдесят лет с тех пор, как Артур Фидлер руководит оркестром «Бостон Попе».

— Благодарю вас, мэм, — сказал Роберт и, обернувшись к Жан-Клоду, добавил: — Мы чуть-чуть промокнем, но зато послушаем прекрасную музыку.

— Это джаз?

— Нет. Это что-то меняет?

— Ничего, — ответил мальчик.

25

Они вернулись к машине. Роберт вытащил из багажника старое ветхое одеяло. Потом они купили бутербродов, перешли на другой берег реки по Гарвардскому мосту и отправились на Эспланаду — зеленый травяной полумесяц вокруг раковины, защищающей музыкантов от дождя.

Несколько сотен отчаянных фанатов, презрев стихию, сидели, укрывшись в импровизированных шатрах, вигвамах и тому подобных сооружениях. Роберт с Жан-Клодом расстелили свое одеяло как можно ближе к раковине.

— Раз мы все равно промокнем, надо хотя бы все как следует рассмотреть, — сказал Роберт и протянул мальчику огромный бутерброд.

— Я обязательно должен его съесть? — спросил мальчик. — У меня немножко болит живот.

— Не волнуйся, — успокоил его Роберт, решив, что это скорее всего на нервной почве. — Съешь, сколько сможешь.

— Ладно, — вздохнул мальчик и принялся откусывать понемножку с разных сторон.

Вскоре гром аплодисментов заглушил шум дождя. Дирижер направлялся к сцене, а вскочившие на ноги слушатели орали: «Мы любим тебя, Артур!»

— Этот седовласый старец — большая знаменитость, — объяснил Роберт. — Он даже важнее самой музыки.

— Он напоминает Деда Мороза, — заметил мальчик.

— Ты прав, — сказал Роберт, — но он не просто рождественский Дед Мороз. Он — общий дедушка, и в этом его обаяние.

Роберту вдруг пришла в голову странная мысль. Я никогда не видел Фидлера с такого близкого расстояния, а теперь вижу, что он чем-то напоминает мне отца.

Фидлер поднял дирижерскую палочку, и концерт начался. Первым номером был марш «Когда Джонни возвращается домой».

Дождь все усиливался.

— Наверное, нам лучше уйти, — предложил Роберт.

— Нет, нет, пожалуйста, не надо.

— Ну ладно, — неохотно согласился Роберт и глянул на часы. Восемь тридцать. Самолет на Париж уже в воздухе.

В финале оркестр исполнил «Увертюру 1812 года» Чайковского со звоном церковных колоколов и залпами из маленькой гаубицы. Жан-Клод пришел в неистовый восторг, особенно когда в гуле духовых инструментов он узнал знакомую мелодию.

— «Марсельеза!» — крикнул он, вскакивая с места.

— Да, — сказал Роберт. — Это сюрприз. Специально для тебя.

Мальчик был вне себя от восторга. Он принялся хлопать еще до финала и продолжал, когда оркестр без всякого перерыва начал исполнять национальный гимн «Звезды и полосы навсегда». Теперь вся насквозь промокшая толпа поднялась и стала петь, кричать и топать ногами. Сущее столпотворение.

Вдруг все небо вспыхнуло огнями — красными, белыми, зелеными, желтыми и синими.

— Regarde, papa! — вскричал Жан-Клод. — Les feus d'artifice!

Роберт поднял мальчика себе на плечи, чтобы тот мог всласть полюбоваться фейерверком. При этом он заметил, что, несмотря на холод, тело ребенка казалось странно теплым. Слишком теплым.

— Пошли, Жан-Клод. Вернемся к машине.

Все еще держа мальчика на плечах, Роберт двинулся к мосту. Жан-Клод не сводил завороженного взора с разноцветных ракет, взрывавшихся в воздухе.

Когда они добрались до автостоянки МТИ, Жан-Клода била дрожь — Роберт пощупал ему лоб. Он просто горел.

— Поднимемся ко мне в офис, чтобы ты смог переодеться во что-нибудь сухое, — сказал Роберт.

— Хорошо, — глухим голосом ответил мальчик.

Роберт отпер багажник, схватил зеленый чемодан, и оба быстро направились к входу.

Наверху он вытер Жан-Клода бумажными полотенцами из мужского туалета. Мальчик вдруг показался совсем маленьким и хрупким. Кожа да кости. Его тонкие руки и ноги горели как огонь.

— Хочешь, я вскипячу тебе чаю?

— Нет, мне ничего не надо.

Будь я проклят, подумал Роберт, накормил ребенка всякой дрянью, да еще простудил впридачу. Заботливый папочка.

И тут его вдруг осенило. Нельзя его везти обратно в Ленсингтон. Я не умею обращаться с больными детьми.

Он закутал мальчика в свою куртку и, собравшись с духом, позвонил на Кейп-Код Шейле.

— Роберт, где ты? Здесь льет как из ведра.

— Здесь тоже. И притом сильный туман. Я не мог отправить его самолетом в такую погоду.

— Да, — мягко сказала она. И добавила: — Пожалуй, это разумно.

Наступило молчание.

— Послушай, Шейла, он промок до нитки, и, по-моему, у него жар. Может, надо отвезти его в больницу… Но…

— Ему так плохо?

— Нет. То есть, я точно не знаю. Послушай, можно я привезу его обратно? — только на один день.

Новая пауза.

— Роберт, девочки все еще очень расстроены. Они просидели весь день взаперти, и от этого им легче не стало.