Мужчины и любовницы (СИ)

Смотрел краем глаза, как Ада рисовала — рука двигалась с такой скоростью, что казалось, будто движения соединяются в одно — резкое и бесконечное.

Интересно, она разве не должна сидеть в каморке без окон, без дверей дверей и шить свои проклятущие костюмы? Нет, конечно, нет. Брендан весь день скакал вокруг нее то ли желая загладить вину, что взял сперва Ванессу, то ли набиваясь в любовники. Как же мило эта стерва ему улыбалась. Уверен, Ада постоянно держит около себя какого-нибудь идиота. Навроде меня. Ну, с такими-то ногами может себе позволить. Еще постоянно перекладывает их. Туда-сюда-туда-сюда. И юбка специально такая, чтобы было видно и не видно одновременно. Ада одна такая сумасшедшая на площадке — прыгает сутками на каблуках, снисходительно улыбаясь ассистенткам, гримерам, костюмершам, всем подряд — «Ничего, что вы уродливо выглядите, ведь есть я: Ада-с-охерительным-вкусом».

Я чувствовал, как постоянно кривится рот — правый угол все полз вверх, заставляя то ли усмехаться, то ли скалиться, и приходилось каждый раз усилием воли опускать его.

Как там она сказала — «А зачем мне разводиться? Ты что, чем-то отличаешься от Чарли?». Надо было сломать ей нос…

— Руни, ты спишь?! — Все, если Брендан перешел на визг — конец близок, не хватало только, чтобы из-за этой стервы со мной разорвали контракт.

***

Кажется, Джилл сошла с ума. Двадцать минут орала в трубку невнятную хрень, не давая мне и слово вставить. Так и не понял, что хотела — шотландский акцент превращал человеческую речь в сплошной поток матерных восклицаний.

Сто раз себе говорил — пусть делает, что хочет. Пусть хоть сожжет себя, меня, свои сраные орхидеи, на которые денег уходит в неделю больше, чем трачу на обеды в месяц. Каждый день повторяю мантру — надо быть равнодушным, плевать, живу с этим недоразумением только потому, что надо с кем-то жить. Но нет, все равно обидно. Что ни делай — плохой, мерзкий и…

— Привет. — Как поднял глаза, так и ослеп от великолепия. Как будто Ада каждый день ходит не на работу, а на вечеринку при Оскаре. Иначе не понятно к чему все… Господи, как это называется… Оборки?.. Рюши?.. Пока пялился на финтифлюшки, достала откуда-то из складок юбки пачку сигарет.

Могла бы и уйти. Могла бы вообще сделать вид, что умерла ровно в тот момент, как меня увидела.

— Ну, привет. — Видно было как сильно ее задело «ну»: скривила на секунду губы, перед тем как заткнуть рот сигаретой.

— Ты зайди через час, хочу, чтобы ты кое-что примерил.

— Кое-что — это что? Водолазный костюм? — слишком поздно понял, что, задавая вопрос, смотрел на ее ноги. Вот интересно, когда-то Ада мне их на плечи закидывала, а теперь… А теперь судорожно пытаюсь придумать настолько саркастичную шутку, чтобы у нее аж лицо скривилось.

— Если очень хочешь, можно и водолазный, — я надеялся, что заденет сильнее, но лишь поджала губы, отворачиваясь чуть в сторону с видом оскорбленной невинности. Отвратительный запах ее ментоловых сигарет. Ненавидел его с того момента, как закурила, даже помню — пару раз просила купить ей пачку, и я нарочно брал обычные. Вообще я как-то слишком много помню, да все не то и не про тех. — Хочу немного изменить ткани, Брендан не против, и… — Вот она, поза — одна рука под грудью, вторая согнута в локте, пальцы пафосно сжимают сигарету — называется «я не ебаться профессионал».

— Очень интересно, — резко встал, оставляя недокуренной половину сигареты. Жаль, конечно, но тошно. Не знаю от чего — то ли от того, что одно только появление Ады заставляет сразу же вспомнить детство: квартиру с серыми обоями в каштан и невыносимый запах машинного масла от херового Фреда, моего любимого отчима; или от того, что между нами слишком много, и это много я уже не могу переварить. Каждое слово и действие вызывает резонанс в памяти, который раскалывает голову напополам. — Зайду позже тогда.

Чувствовал, как смотрела в спину, выжигая на свитере дыру. А может, мне просто хотелось, чтобы она смотрела.

***

— А где твой ручной гейчик? — Ада оторвалась от каких-то странных и со стороны абсолютно бесполезных танцев над воротничком. Можно подумать кто-то обратит на него внимание, кроме, разве что, парочки баб, так же свихнувшихся на тряпках.

Даже несмотря на то, что зажимала губами булавки, умудрилась чуть ли не выкрикнуть:

— Ты что вообще говоришь?!

— А что такого? — Пожал плечами, за что заслужил рассерженное сопение. Господи, когда же это кончится. — Не пидором же его назвал.

— Назвал. Только что. — Я чувствовал как дышит мне в шею, наклонившись слишком низко. Захотелось немедленно отодвинуться. Как будто переходила черту, за которой я уже не мог воспринимать ее спокойно. — И вообще, знаешь, кто слишком интересуется чужой ориентацией, у того у самого что-то не в порядке…