Мужчины и прочие неприятности

Ухабистая дорожка привела их к автостоянке у торгового центра, где покупатели спешили из автомобилей за покупками, и обратно – с покупками в автомобили. Единственными, кто не спешил укрыться от мороза, была молодая обнимающаяся пара: эти двое находились как раз там, где и хотели быть. Объятие показалось Розе прекрасным и согревающим, хотя у нее внутри на месте любви была болезненная гематома, которую она не желала чувствовать, но которая переливались всеми цветами радуги.

Когда они подошли к дому, Роза ощутила неловкость. Она уже вообще не представляла, что творится у мужчины в голове. Вскоре они через одну и ту же дверь вступили внутрь – в тепло и свет дома Розы, в книги, музыку и еду, на простыни.

– Скажи что-нибудь, – попросила Роза.

– Что ты хочешь от меня услышать? – спросил мужчина мягко, приглушенным голосом и погрузился в свои мысли или во что-то там еще. Снова.

Онни просидел под столом четыре часа. Но теперь он выбрался наружу, потому что папа и мама наконец-то опомнились и сдались и Онни получил разрешение следить в прямом эфире за высадкой человека на Луну.

Эксперт “Лунной студии” Юлейсрадио наблюдал за ситуацией у подножья кратеров и отвечал на отправляемые зрителями вопросы. “Что случится с большим пальцем астронавта, если он, выходя в космос, забудет надеть перчатки?”, “Раскаляется ли освещенная Солнцем часть корабля и замерзает ли оставшаяся в тени?”, “Разбухает ли она изнутри, делаясь больше?”, “Может ли такое быть, что она отвалится и зависнет в безвоздушном пространстве?”

Мягкий голос комментатора Эркки Тойванена рассказывал, что космический корабль прилунился в идеальном месте, между симпатичными маленькими кратерами, где он беззвучно покоился будто между чашками приглашенных на английский файф-о-клок, и что самочувствие астронавтов действительно вызывает восхищения.

Время ожидания длилось долго и вызывало нервозность, и студия бессовестно заполнялась табачным дымом. И там, и тут соотечественникам неоднократно предлагалось разбудить соседей. Кто бы не захотел услышать шум крыльев истории? Кто бы взял на себя смелость разбудить соседей или же оставить их беспробудно спящими?

Онни бессознательно задержал дыхание. Он был уже на грани обморока, когда рука матери привела его в чувство, и в последнюю секунду он внезапно сделал вдох.

“Орел” сел. Нил Армстронг спустился по лестнице на лунную поверхность и произнес такие слова: Это маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества.

Сердце Онни застучало, и полная Луна воскресила в его памяти впечатления далеких дней. Отпечатки следов Армстронга, Олдрина и “Орла” навечно остались на Луне. Этого женщина никогда не смогла бы понять. Резкий привкус напитка “Римд”[3] всколыхнул в Онни воспоминания.

Желтоватый свет со двора падал на его дальнюю сторону, создавая ложное ощущение теплоты, ведь свет был мертвенно холодным, как и воздух, его окружавший, как и деревянная обшивка, бетонные cтупени, дверная ручка входной двери, как и свисающие в углу дома сосульки.

В ЗЕМЛЕ ОСТАВАЛИСЬ СТАРЫЕ КОРНИ и обломки камней. Работа была тяжелой. Ничего. Лаура готова была копать хоть до конца жизни, лишь бы выполнить работу как следует. Время не поджимало, но дело требовало упорства, а Лауре его было не занимать.

Яма – глубокая, после нескольких часов работы и трех перерывов на кофе – была теперь готова. Первая тачка с землей и компостом легко шлепнулась в нее. Лаура вылила на дно ямы пять ведер воды и бросила в центр лужицы форель. Добавила земли и осторожно все утрамбовала. Вокруг кома с корнями вбила подпорки и обернула колготками ствол и палочки вокруг него, не слишком высоко, потому что растущему дереву нужны сильные корни. Если ствол слишком скован, корни не разовьются и буря может вырвать деревце целиком. Сугроба больше не видно. Лаура осмотрелась вокруг, насколько хватило взгляда, и погладила ствол молоденького деревца: Отсюда прорастет новая жизнь и будет становиться все сильнее, она будет расти даже тогда, когда я уже буду в другом месте. Дерево тянулось из земли, его крона покачивалась, корни пили воду. Что-то в жизни нужно вырастить: если не ребенка, то хотя бы дерево.

У меня земля в глазах, а я пытаюсь что – то разглядеть.

В этой жизни сложно с чем-то разобраться, но где-то была другая жизнь, до наступления изнурения, до тумана. Когда туман начал рассеиваться, началась и новая жизнь: как будто нашлась ее предыдущая, лучшая версия. Старое отшелушилось: имена, события, – даже те, участником которых была сама Лаура, – потому что голова расчищала место от серой массы депрессии и печали, убирая все мелкое и тривиальное.